Иерусалимский покер - Эдвард Уитмор

Нубар застонал и закрыл глаза.

Семь с половиной футов роста. Уж не Ахурамазда ли опять?

Он отхлебнул побольше тутовой ракии, кашлянул и стал читать дальше.

Что ж, пел монастырский пекарь, хлопая в ладоши и постукивая сандалиями по полу, что ж, что ж и что ж. Это было не совсем то, на что рассчитывает набрести честный странник, и вот он увидел этот призрак, а призрак маячит перед ним со своими небесными инструментами, и тут же темное небо и все такое, и, естественно, странник очень испугался.

Почему, спрашиваете? Потому что он знает кое-что о мире, и одно он знает точно, а именно, что ему повстречался джинн. Но, к счастью для нашего старика, это оказывается добрый джинн, он решает пожалеть его и сделать добро, а не зло. И вот джинн сразу говорит ему, почему так темно. Темно, говорит он, потому что над нами пролетает комета. Но никто о ней не знает, кроме него, джинна, потому что, конечно, у джинна может быть собственная комета, если он захочет, а этот джинн, кажется, очень хочет иметь в своей власти комету. И вот джинн идет в пустыню и там рассчитывает цикл кометы, который составляет ни больше ни меньше как шестьсот шестнадцать лет, и наблюдает за этой своей, так сказать, небесной игрушкой. И все это гигантский добрый джинн рассказывает нашему старику.

Священник быстро повернулся на пятках перед печью. Его ряса взвилась, и, прежде чем продолжить рассказ, он вытащил из печи еще один полный противень.

Что ж, это уже кое-что. Но хотя тьма в небе и получила объяснение, наш герой, кажется, еще больше запутался.

Ровно шестьсот шестнадцать лет? спрашивает он джинна, смиренным шепотом, разумеется, выказывая величайшее уважение. Почему именно столько?

Есть на то причина, отвечает гигантский добрый джинн и тут же срывает покров тайны с этой истории. Видите ли, он, кажется, открыл и присвоил себе именно ту комету, которая как-то связана с необъяснимыми событиями в жизни Моисея, Навуходоносора, Христа и Магомета, а также с некоторыми малоизвестными отрывками из «Тысячи и одной ночи» и туманными упоминаниями в «Зохаре»,[74]куда эти эпизоды включены исключительно ради красоты и гармонии.

То есть эти события нельзя было бы объяснить, если бы не комета, которую открыл джинн. Эта комета всегда возвращалась вовремя, чтобы сделать свое дело, а именно — дать небесное доказательство того, что в жизни тех пророков и мудрецов происходит нечто важное.

Следите за мыслью? Джиннова комета вернулась, чтобы объяснить необъяснимое, хотя никто об этом не знал, и джинн пришел в пустыню, взяв свои астрономические инструменты, чтобы следить за небесной историей, как он всегда делает, когда приходит комета, каждые шестьсот шестнадцать лет, ни больше и ни меньше, представляете? Можете теперь представить?

Настоящее джинново небесное доказательство, добавил священник. Тут есть над чем подумать, не так ли? За время, которое прошло с момента встречи, человек, рассказавший мне все это, выяснил имя этого джинна. Имя его Стронгбоу. Поэтому-то небесное тело, которое объясняет необъяснимое и доказывает, что в жизни пророков и мудрецов случаются важные события, должно называться не иначе как комета Стронгбоу.

Небесное доказательство? Нубару это совсем не понравилось. Кто все эти люди и чем они себя возомнили там, в Иерусалиме и в Аравии, раз изобретают такую чепуху? Его дед нашел подлинную Библию, и теперь она по праву принадлежит ему, Нубару, у него есть свой собственный философский камень. Все проще некуда. Нужны решительные действия.

СРОЧНЮЩАЯ. РЕХНУЛИСЬ? ДЖИННОВ НЕ БЫВАЕТ, И ПОЭТОМУ Я КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩАЮ ИМ ВЛАДЕТЬ КОМЕТАМИ. ИЛИ ВЫ РАССКАЗЫВАЕТЕ ПРАВДИВЫЕ САГИ, ИЛИ ВАС ЖДУТ СУРОВЫЕ РЕПРЕССИИ. ДАВАЙТЕ ФАКТЫ ИЛИ УБИРАЙТЕСЬ ЭТО МОЕ ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ, ВЫ, МЕРТВОМОРСКИЕ ПЕРДУНЫ, И ЕСЛИ НЕ ВЕРИТЕ МНЕ, ЧТО Ж, РИСКНИТЕ МНЕ ПЕРЕЧИТЬ.

НУБАР,

ГЛАВНЫЙ.

Главный-то главный, но все равно надо вести себя осторожно. Везде предательство. Везде измена. Он-то знает, чего они хотят добиться всеми этими кометами, джиннами и безумными приплясывающими священниками. Это новый дикий натиск варваров, мысли которых примитивны, а инстинкты неподконтрольны, нападение варваров, которые в своем чудовищном невежестве верят в небеса и гигантов, что толпами бродят в пустынях, и в камлающих по пещерам просветленных шаманов, — мрачные видения примитивного сознания, только оскорбляющие рациональный ум. Но им это с рук не сойдет. Если они и дальше собираются его обманывать, то как бы им скоро не увидеть воочию, к чему это приведет.

Страница отчета соскользнула у него с колен и поднялась в воздух. Ввысь и вдаль. Нубар смотрел, как она растворяется во мраке.

Сквозняки. Ледяные сквозняки. В подвале было холодно и постепенно становилось все холоднее. В этой сырой пещере под Большим каналом ему нужен свет. Ему нужно тепло.

Он сидел на краю ямы, которую выкопал лакей. Дикие варвары, но даже они знают, что нужно по вечерам. Конечно, огонь. Яркий ревущий огонь согреет и ободрит яростных всадников, у которых позади — еще один день безжалостной бойни на пути в Европу. Здесь ведь тысячи отчетов РБУ — больше, чем он сможет прочитать. Сжечь несколько, почему бы и нет. Нубар засунул несколько отчетов в яму и чиркнул спичкой.

Свет, тепло, взметнулись языки пламени. Так-то лучше. Он подбросил еще отчетов и устроился поудобнее у потрескивающего огня. Теперь Нубар видел гораздо отчетливее, а мысли стали яснее, когда отступили ледяные сквозняки.

Тутовая ракия, крепкая и живительная. Он снова глотнул и задумчиво пожевал горлышко деревянной фляги.

Македонская «Экстра», конечно, вот что сейчас нужно. Они думали извести его своими шутовскими кривляниями, но никогда еще это сборище безумцев так серьезно не заблуждалось. Варвары верят в свою примитивную магию, но Нубару-то лучше знать. Он со всем справится, и он ко всему готов.

Он хитро улыбнулся, не скрывая презрения, и подобрал еще одну страницу.

И вот, пел священник, увидев в прошлом веке джинна, мы продолжаем нашу эпическую сагу и переносимся в наш век — как раз перед Первой мировой. Снова наш старик совершает ежегодный хадж, он решительно пробирается через Аравийскую пустыню, пустыню и равнины, он идет в своем ржавом рыцарском шлеме, потому что носит его всегда — на всякий случай. Он неутомимо продирается через пустыню, потому что хочет наконец дойти до своей Мекки, его линялая желтая накидка вздувается и тащит его за собой, тянет и толкает, а это большое подспорье, если он хочет противостоять всем превратностям судьбы.