Ричард Длинные Руки - воин Господа - Гай Юлий Орловский

Стены барака были сложены из толстых каменных глыб, а узкие окна обезопасены толстыми решетками. Здесь можно выдерживать осаду много дней, пока не подойдет помощь. Такие стены разрушит разве что таран, но его и на равнине не просто найти, а в горы поднять вообще немыслимо. Так что сама казарма неприступна...

Вокруг барака чисто, даже трава вытоптана или сожжена. Шагах в пяти от входа из серой каменистой земли гордо поднимается огромное дерево. Я бы сказал, дуб, но слишком высокое, стройное, ветви начинаются только у вершины... Впрочем, здесь могло быть много деревьев, но их срезали и выкорчевали, чтобы под их защитой никто не подобрался незамеченным. А это единственное дает густую широкую и плотную тень, что в этом знойном краю не лишнее, совсем не лишнее.

Я подполз ближе. У костра, если увидел всех, трое. Двое бросают кости, третий точит меч. На костре, к счастью, ничего не жарится. Иначе тут же сидел бы еще кто-нибудь, роняя слюнки. Всегда, как помню, кто-то сидит и подает советы, как держать шампур, как брызгать на мясо вином, как прикладывать комочки мяса тонкими ломтиками лука...

Я сглотнул слюну, рука нащупала молот, пальцы неслышно вытащили его из петли. В это время двое переругались, один вскочил на ноги, размахивая руками. Второй хладнокровно сгреб в стакан костяшки, забрал монеты. Когда он поднялся, первый отскочил, но игрок направился к бараку. Второй, все еще ругаясь, поплелся за ним.

Дверь за ними захлопнулась, у костра остался только один. Я подполз еще ближе, встал на колени, лежа метать молот как-то непривычно, но и с колен не бросишь, на коленях и есть на коленях. Я наконец решился встать во весь рост, лунный свет упал на мои голову и плечи. От костра все еще слышался скрежет точильного камня по металлу.

Молот вырвался из моей руки неслышный, как летучая мышь, только уже вблизи костра залопотал сминаемым воздухом. Страж быстро вскинул голову, я успел увидеть вскинутые руки. Молот с чмоканьем ударил в потную от страха и волнения ладонь, а страж остался на спине, раскинув руки.

Я бросился к бараку, меня трясло, ибо все трюки с подрубленными деревьями я знаю только по кинокадрам, когда лесорубы, соревнуясь, втыкают в землю карандаш, а потом должны срубить дерево так, чтобы оно, падая, вогнало карандаш по самый торец.

Молот ударил в ствол почти под корень. Страшный треск, молот описал петлю и быстро вернулся ко мне. Я уже на бегу ухватил за рукоять, оглянулся в страхе. Показалось, что дерево падает прямо на меня. Оно падало на меня, вернее – на то место, откуда я бросал молот, а бросал я с линии двери барака.

Земля вздрогнула, все на ней подпрыгнуло. Жидкое пламя в костре заметалось, вспыхнуло ярче. Ствол в три обхвата лег вплотную к стене барака, плотно привалив собой и дверь. Мне почудилось, что с той стороны тут же начали бросаться на нее, пробовали открыть, донеслись злые и перепуганные крики, звон оружия.

Грязный барак для рабочих вынырнул так стремительно, что я едва не пробежал мимо. Молот сокрушил сонного стража, я ворвался с мечом в левой, молотом в правой. Из глубины выбежал еще один охранник, глаза, вытаращены, рот начал открываться для истошного, вопля.

Молот ударил его прямо в зубы, разнес все вдрызг, я едва удержал эту мокрую липкую рукоять. Дальше вниз пошли широкие каменные ступени. Я сунул меч в ножны, сорвал со стены факел.

Внизу широкий коридор, толстые двери по обе стороны. В тупике дремлет, положив голову на стол, стражник. Он почуял неладное, вскинулся, тут же завопил:

– Стража! Рабы взбунтовались!

Я швырнул молот.

– Дурак! Я никогда рабом еще не был.

– Будешь, – крикнул он взбешенно.

Меч блеснул в его руке, но молот ударил в грудь, сплющил, из рта, ушей, глаз выплеснулись тугие темно-красные струи. За дверьми послышался нарастающий гул голосов, крики. Я быстро снял с пояса стража связку ключей, кое-как отпер ближайшую дверь.

В темноте на гнилой соломе скрючились грязные лохматые тела. Свет факела ослепил их, они закрывались ладонями, кто-то крикнул:

– Что случилось, господин?

– Вы свободны! – прокричал я. – Вот ключи, откройте все двери! Кто способен сражаться, пусть возьмет там наверху оружие.

Я прижался к стене, чтобы не стоптали, а когда они повскакивали на ноги, я обнаружил, что это и есть гномы. Они хлынули, как стадо бизонов, но все же двое метались со связкой ключей, отпирали намного быстрее, чем это сделал бы я. Когда все камеры были распахнуты настежь, я прокричал вдогонку:

– Атарку привет! Атарку!

Сверху послышался радостный вопль:

– Слава Атарку! Это он нас освободил!

Вот так всегда, мелькнула мысль, воюет один, ордена получает другой. Один гном уже с лестницы оглянулся, я увидел широкий щербатый рот, растянутый в смехе до ушей. Гном крикнул:

– Если хочешь... там, внизу, есть еще и люди! Правда, стоит ли их освобождать? Рудокопы из них никчемные...

Я с трудом отыскал ход, что вел еще ниже, там выбил молотом дверь. В слабом трепещущем свете факела заключенные выползали измученные, жалкие. Многие тут же ринулись на четвереньках к лестнице, другие, как совы на ярком солнце, невидяще тыкались в стены, искали выход на ощупь.

Нескоро среди измученных, истощенных людей я увидел знакомую фигуру, окрикнул. Бернард обернулся, широкое лицо дрогнуло от изумления.

– Дик?..

– Он самый, – крикнул я. – Где остальные?

– Асмер был здесь, – ответил он тем же гулким ревом, но я слышал в нем хрипы и уже не орлиный клекот, а хлюпанье поврежденных легких. – И отец Совнарол, а вот Ланселота увели в замок...

– Тогда заглянем и в замок, – пообещал я.

– Сэр Ричард! – послышался знакомый голос. – Ваша милость!

По ступенькам сбежал Сигизмунд. В лохмотьях, жестоко избит, но в руке короткий меч стражника, а лицо дышит отвагой и мужеством. Бернард вскинул брови, видя, как его оруженосца, который явился, конечно же, только за тем, чтобы спасти своего хозяина, кто-то называет сэром, но всмотрелся в Сигизмунда, а в молодом рыцаре явно видна благородная кровь, и повидавший жизнь Бернард на всякий случай смолчал, отвернулся и тяжело поспешил за рабами наверх.

– Где доспехи? – крикнул я.

– Мы с Гуголом их спрятали, – сказал Сигизмунд торопливо. – Нашли нору, сунули туда и завалили камнями!.. А потом вернулись к вам... но не успели. Два дня прятались, все искали, как вас освободить... Простите, ваша милость, я понимаю, я нарушил воинский долг, в Зорре ждут доспехи, однако мой сюзерен в плену... Как я мог, моя рыцарская честь, мои обеты, даже Гугол перестал ругаться и не бросил меня, как обещал... А дальше вы знаете.

– Догадываюсь, – буркнул я, но, как ни старался выглядеть недовольным, в груди разливалось тепло. Кому-то же я нужен на этом свете! Мог бы отвезти доспехи, стать героем. Но остался, ползал две ночи на брюхе, голодный и холодный, высматривал меня, искал пути, как пробраться в эту крепость и освободить меня, своего сюзерена... – А где Гугол?