Шарм - Трейси Вульф

у меня вызывает?

– Не знаю, – в тон ему отвечаю я. – Потому что ты никогда не говоришь мне, что ты чувствуешь.

– Не вешай мне лапшу на уши. Я никогда не говорю тебе об этом, потому что ты не желаешь этого знать.

– Да ну? – Я складываю руки на груди. – Пожалуйста, о, великий Хадсон Вега, скажи мне, что ты действительно чувствуешь ко мне.

Он прищуривает глаза:

– Мне это не нужно.

– Ну еще бы, – язвлю я. – С какой стати тебе об этом говорить, когда ты можешь использовать это, чтобы избегать разговора со мной.

– Выходит, теперь это моя вина? – изумленно спрашивает он.

– Ну не моя же, – саркастически парирую я. – Тебе надо сделать только одно – сказать мне, что ты чувствуешь ко мне, а ты не можешь этого сделать. И не хочешь.

– Я люблю тебя! – рычит он.

Глава 110

Ты нужен мне сегодня ночью

– Грейс –

Меня пронзает шок.

– Что ты сказал?

– Ты меня слышала, – отвечает он, придвигаясь ко мне. – Я не стану это повторять.

– Ты не можешь просто взять и сказать мне это…

– Могу – и еще как, – отвечает он. – И что ты теперь собираешься с этим делать?

Я понятия не имею, что я собираюсь с этим делать. Как я могу это знать?

Он смотрит на меня так пристально, что я понимаю, что должна ему что-то сказать, но я не могу. Потому что сейчас я могу думать только об одном – о том, что Хадсон любит меня. Хадсон Вега любит меня.

– У тебя нет ответа, не так ли? – насмешливо спрашивает он.

Но у меня есть ответ. Однозначно.

Потому что страх действует на нас обоих. Я боялась того, что возникало и росло между нами, как этого боялся и он сам. Но я больше не боюсь. И он достоин это знать.

И я обхватываю его затылок и притягиваю его рот к своему.

Он удивленно вскрикивает, но мне на это плевать. Я прикусываю его нижнюю губу и сосу ее, пока он не издает стон.

Желая ощутить его вкус на моем языке, я царапаю зубами его плечо, затем его грудь.

Я глажу ладонями его спину, упиваясь твердостью его теплых мышц.

Я покрываю поцелуями линию его подбородка, затем целую его шею, плечо, ключицу.

А затем, выгнувшись, прижимаюсь к нему, прося дать мне все, что он может мне дать.

И еще больше.

Хадсон стонет в ответ и опять поворачивает меня спиной к стене. Взяв меня за бедра, он осторожно опускает мои ноги на пол и при этом удостоверяется, что я стою твердо и не упаду.

– Что не так? – спрашиваю я, пытаясь опять обхватить его ногами.

Но он только улыбается, и его клыки блестят в мягком свете ночника. Затем он встает передо мной на колени и стягивает мои трусики вниз.

И внезапно его рот оказывается во всяких новых и интересных местах. А я и не подозревала, что могу испытывать такие ощущения.

Задыхаясь, я вцепляюсь в его плечи, пока он осыпает поцелуями мое тело.

– Тебе нравится? – спрашивает он, подняв голову, чтобы взглянуть на меня.

Я смеюсь, потому что происходящее куда больше того, что можно выразить словом «нравится». Но я этого не говорю – потому что не могу. За последние шестьдесят секунд губы и язык Хадсона полностью лишили меня дара речи.

Вместо этого я накрываю ладонью его щеку и улыбаюсь ему – надо думать, самой придурковатой улыбкой, какую только можно себе представить.

Но Хадсон явно не против. Он просто улыбается в ответ, обольстительно глядя на меня своими глазами с тяжелыми веками.

– Я люблю тебя, – шепчет он, и, поскольку я по-прежнему лишена способности говорить, я просто издаю какой-то писклявый звук.

Видимо, этого ему достаточно, потому что он поднимает одну мою ногу и кладет ее себе на плечо. А затем начинает целовать меня так, что все мое тело превращается в расплавленную лаву.

Я пылаю. Мои кости растворились. Меня захватывают ощущения, заставляющие меня повторять имя Хадсона как мантру и прижиматься к стене, чтобы не осесть на пол.

Но в конце концов даже этой опоры оказывается недостаточно, и Хадсон обхватывает ладонями мои бедра и держит, вознося меня все выше и выше, туда, где нет ни слов, ни страха, ни прошлого, ни будущего.

А есть только наслаждение, захлестывающее меня словно цунами. И я тону в ощущениях, пока наконец все не начинает взрываться.

Но и этого недостаточно. Мне хочется большего. Я тяну его вверх, притягиваю к себе, чтобы стащить с него оставшуюся одежду, пока он медленно несет меня к кровати. Уже лежа на ней, я сую руку в тумбочку за тем, что положила туда после того случая в примерочной – на всякий случай.

Затем, воспользовавшись защитой, он припадает к моим губам, царапает клыками мою нижнюю губу, чтобы выступила одна капля крови, и тут же слизывает ее. Я все еще опьянена желанием, радостью и любовью, и он толкает нас обоих за край бездны и погружает в океан бесконечного наслаждения.

Глава 111

Астроном-любитель

– Хадсон –

Грейс что-то бормочет во сне и поворачивается, чтобы прижаться ко мне. Я обвиваю ее рукой и притягиваю к себе, одновременно взявшись за одеяло, которое она то и дело сбрасывает с себя.

Я накрываю ее им, затем убираю кудри, упавшие ей на лицо, и думаю, что, наверное, то, что я чувствую сейчас, и есть счастье.

Это чувство, которого я никогда прежде не знал – странная, переполняющая меня легкость. Оно заставляет меня улыбаться всякий раз, когда я вижу Грейс или даже просто думаю о ней, оно заставляет меня смеяться, когда она говорит или делает что-то нелепое – обычно только затем, чтобы подразнить меня.

Это странное чувство, но я наверняка сумею к нему привыкнуть, если смогу сделать так, чтобы Грейс не ушла из моей жизни. А я смогу, непременно смогу.

Грейс опять что-то бормочет во сне, и я наклоняюсь к ней, пытаясь разобрать ее слова, но тут она смеется, и я решаю, что это не имеет значения. Потому что похоже, что она тоже счастлива. И, возможно, из-за меня.

Вот вам еще одно необычное чувство.

Я жду, чтобы она сказала что-то еще или снова засмеялась, чтобы я смог увидеть, как в уголках ее глаз соберутся морщинки и ее щеки зальет розовый румянец, который мне так нравится. Пока мы жили в моей берлоге, я часто думал об этом румянце, представляя себе, каков он на вкус. Представляя себе, как я проведу губами по ее щекам и прошепчу слова, от которых она смущенно порозовеет.

Одна мысль об этом заставляет меня наклониться и легко поцеловать ее в щеку, просто чтобы проверить, не побудит ли это ее снова заговорить.

Оказывается, что нет, зато после этого она сбрасывает с себя простыню и пуховое одеяло, которыми я только что накрыл ее. За последние пару часов она делает это уже в третий раз, так что больше я ее не накрываю. Вместо этого я приподнимаюсь на локте и делаю то, что мне редко удается сделать, когда она бодрствует.

Я разглядываю все прелестные и сексуальные веснушки на тех местах ее тела, которые не прикрыты ночной рубашкой.

Их немало – крохотные пятнышки, россыпи которых виднеются на ее щеках и руках, на верхней части ее бедер и на плечах, – и они кажутся мне чем-то вроде секретов, которые мне предстоит разгадать.

Я опускаю голову и провожу губами по созвездию веснушек на внутренней части ее предплечья.

В ответ она только невнятно стонет и, повернувшись, утыкается лицом в подушку. Но это открывает мне доступ к веснушкам на задней части ее бедер, которые только и ждут, чтобы я медленно прочертил между ними линии кончиком пальца.

– Зачем ты трогаешь мои веснушки? – спрашивает она. Ее голос приглушен, потому что она по-прежнему лежит уткнувшись лицом в подушку, но, похоже, мое внимание не напрягает ее. Ей просто любопытно.

– Я их обожаю, – говорю я ей. – Это что-то вроде моей собственной маленькой вселенной, расположенной прямо здесь, на твоей коже. Кусочек тебя, которого могу касаться только я. Только я могу целовать его и любоваться им.

Она качает головой, но,