Это было в Праге - Георгий Брянцев
Шрифт:
Интервал:
— В Словакию? А дома как у вас, Иржи?
Тень пробежала по лицу Мрачека.
Дома у Мрачека плохо. Умер старик отец, умер единственный сын. Жены не узнать, так она изменилась. Исчезновение мужа, смерть тестя и сына подкосили ее. Нервная горячка, которую она перенесла, отняла последние силы.
И ничто уже не напоминало в ней прежнюю сильную женщину, одаренную живым умом, чуткую и сердечную, любившую жизнь и людей. Она как-то сразу постарела. И, что больней всего, опустилась. Теперь это был человек, примирившийся с судьбой. Она не жила, а существовала — без желаний, без интересов, без радости. Как тень, бродила она но дому, слепая и глухая ко всему, что окружало ее.
Последнее время Мрачек стал серьезно бояться за се рассудок. Во сне жена бредила сыном и страшно возмущалась, когда Мрачек ее будил. Мрачек ни с кем не делился своим горем. Его ненависть к врагам усилилась, он испытывал потребность мести.
Перед Лукашем он не стал таиться.
Лукаш слушал мучительный рассказ Мрачека и жалел о том, что задал такой неуместный вопрос. Чем он мог помочь товарищу? Бессильным сочувствием?
— Тяжко, тяжко, Иржи, — выговорил он с трудом. — Вам остается одно: бить их, проклятых.
Мрачек сидел, опустив веки. Повторил глухо:
— Да, тяжко… Тяжко потому, что непоправимо.
И вдруг деловым, твердым голосом начал говорить о своих встречах с лондонским капитаном и Обермейером, о том, как возник разговор о его поездке в Словакию.
То обстоятельство, что лондонский гость и гестаповец обеспокоены исчезновением людей, посланных в Словакию, встревожило Лукаша. Все посланные при содействии гестапо люди, как сказал сегодня Милецкий, прибыли к месту своего назначения и приступили к работе. Вполне естественно, что к Голяну они не явились.
— Тут мы кое-что недоучли, — сказал Лукаш. — Вам придется на месте поговорить с товарищами. Для отвода глаз хоть кто-нибудь из них должен явиться к Голяну. Нужно рассеять подозрения. Это единственный разумный ход.
— Я тоже убежден в этом, — заметил Мрачек. — Конечно, следовало бы предусмотреть это заранее. Но мы не догадались. Если бы мы догадались, то, возможно, и мне не пришлось бы ехать сейчас.
— А может быть, все к лучшему. Запишите, с кем вам надо встретиться в Словакии, а потом поговорим конкретно о ваших задачах.
Мрачек вынул карандаш.
2
Лукаш, прочтя вывешенное на калитке объявление Гоуски, не решился сразу же явиться к нанимателю. Он несколько раз взад и вперед прошел мимо особняка, пригляделся к подъездам и окнам соседних домов. На этой улице было очень тихо. Наконец он подошел к калитке и нажал кнопку звонка.
Гоуска выслушал его и спросил:
— Рекомендацию хозяина пансиона можете представить?
— Представлю.
— Когда приступите к работе?
— Через два-три дня.
— Я вас предупреждаю, — заметил Гоуска, — что беру служащих с недельным испытательным сроком. Не понравитесь — пеняйте на себя.
— Я согласен на все условия, — ответил Лукаш.
— Отлично. Я вас жду.
3
Антонин сидел в ресторане за столиком и всем своим видом показывал, что погружен в чтение. Перед ним лежала раскрытая книга. Он ждал Грабеца.
Всякий раз, когда в ресторане появлялся новый человек, Антонин настораживался. Не поднимая головы, он исподлобья взглядывал на вошедшего, надеясь по внешнему виду узнать Грабеца. Люди входили и выходили, и ни один из них не отвечал тем приметам, которыми располагал Антонин.
Но вот вошел человек среднего роста, очень худой, почти истощенный. На нем был короткий однобортный пиджак и давно не глаженные брюки, провисшие на коленях. Незнакомец остановился посреди зала, сложил складную тросточку, сунул ее под мышку и стал потирать руки, разглядывая сидящих.
Грабец уже знал, что сегодня встретится не с Ширке, а с его помощником и что в руках у помощника будет томик Ницше.
Антонин закрыл книгу. Грабец развинченной походкой подошел к нему и спросил:
— Вы читаете Ницше?
— Да. Книгу просил передать вам Ширке.
— Так, так, — проговорил Грабец, сел за столик и начал вежливо и в то же время пугливо посматривать по сторонам.
— Кофе пить будете? — спросил Антонин.
— Предпочел бы рюмку коньяку. На дворе премерзкая погода.
Антонин подозвал официанта. Грабец вынул маленькие ножницы и стал чистить ногти: видимо, он не хотел начинать разговор первым.
«Какое ничтожество», — подумал Антонин, брезгливо изучая предателя.
Внешний вид Грабеца был жалок. Воротник пиджака, отслужившего все сроки, был тронут молью и усыпан перхотью. На сорочке сомнительной свежести расплылись жирные пятна. Вся его фигура имела какой-то жеваный вид. Лицо — буро-землистого оттенка, как лицо покойника. Над срезанным подбородком — большой полуоткрытый рот, видны верхние зубы, выдавшиеся вперед.
— Вы где пропадаете? — в упор спросил Антонин.
Что-то похожее на улыбку оживило мертвенное лицо Грабеца.
— Я не могу иначе… У меня другого выхода нет. Я предупреждал господина Ширке, что на каждом шагу меня подстерегает смерть. Я потерял последний покой…
Антонин, обрывая этот поток слов, спросил:
— Не преувеличиваете ли вы? — Ему хотелось узнать, чем напуган Грабец и как он оценивает собственное положение.
— Я поражаюсь, как вы можете говорить так спокойно, — возмутился Грабец. — Я каждый час, каждую минуту вишу на волоске. Я боюсь Праги, как огня. Да и Ширке мое пребывание здесь считал очень рискованным.
— Рискованным, но, к сожалению, необходимым, — твердо вставил Слива.
Грабец задергался, его глаза с краев как бы подернулись пленкой.
— Господи! Что же мне делать? — взмолился он, похрустывая пальцами. — Ведь я потерял всякое доверие коммунистов. После того как я выдал Червеня, Птаху, а затем выследил Файманову, они стали подозревать, что это дело моих рук. И вы сами понимаете, насколько они близки к истине. А с предателями у них разговор весьма короткий. Я же информировал господина Ширке, что у коммунистов существует созданный несколько лет назад аппарат по борьбе с провокаторами.
Антонин никогда и в мыслях не держал, что ему придется иметь дело с такими презренными людьми, как Худоба и Грабец. Всюду они оставляют кровавый след, загрязняют все, к чему только ни прикасаются. В каком человеческом сердце может пробудиться жалость к предателю? Чья совесть позволит сказать хотя бы одно слово в его защиту? Смерть предателю. Только смерть.
Грабец закурил. Дрожащими руками он мял сигарету, и пепел падал на скатерть, на его пиджак и брюки, но Грабец не видел этого. Он придвинулся поближе к столу. Его острые выпирающие колени касались ног Антонина. Он страстно доказывал, он убеждал, что жить в Чехословакии ему больше нельзя.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!