Флаги осени - Павел Васильевич Крусанов

как в пальцы впились крошечные иголочки, точно ухватил за стебель молодой шиповник.

Отбросив липковатую труху, затряс рукой.

– Не концентрат, – успокоил Фёдор. – Так, процентов двадцать.

Он вытащил из рюкзака бутылку и брызнул воды в подставленные мной ладони.

Не удержался, впрочем, присовокупил: горячее дыхание горы – сложная углеводородная смесь, насыщенная серой и прочими вытяжками из прокалённых пород, – вступая в реакцию с газами атмосферы, производит чудеса химических возгонок, а влага воздуха, соединившись с ним, с дыханием, превращается в раствор серной кислоты, разъедающий здешние известняки. Поэтому камни возле пылающих разломов хрупки: тронь их – и крошатся в прах.

Не то чтоб я любил научно-популярный комментарий к разным дивам – а Фёдор этого добра и прежде выдавал от сердца, с горкой, – но, вытирая руку, слушал.

Подземный пожар ест гору, как балтийский ветер ест мартовский снег.

– Помнится, – припомнил Фёдор, – Глеб как-то брал образцы минералов из копей. Завернул в газету и положил в рюкзак. А когда, уже в Новосибирске, разбирал вещи, оказалось – газета истлела и в штанах, лежавших под образцами, – дырка.

Я подивился прозорливости несчастного брата – его контейнеры были явно сродни химической посуде. И зачем ему понадобились минералы из этой древней печки? Работал ведь всю жизнь без них. Да так, что мало кто сравниться из умельцев сможет с ним в переплётном ремесле.

Между тем мы с Фёдором остались одни – остальные разбрелись по изъеденному сернистыми парами склону кто куда. Мелькали временами меж камней счастливый рюкзачок Глеба и шапка Сергея, сложенная на этот раз в виде пляжной панамы.

Призвав меня к осторожности, отправился на поиски волшебного кадра и Фёдор.

Я осмотрелся.

Над тёмными провалами заброшенных выработок – если и посещали их ещё старатели, то от случая к случаю, по крайней мере, нам не встретился ни один – выше по склону были сложены каменные ограды, вероятно призванные защищать рудокопов и сами копи от осыпей и камнепадов. Вид эти сооружения имели полуразрушенный и ветхий, определённо их давно не подновляли.

Во искупление вины, которая меня всю сознательную жизнь терзала, полез к ближайшей дыре.

Отверстие оказалось небольшой естественной пещерой, зев которой дышал жаром, а пористые стены и потолок были обожжены и изъедены агрессивными пара́ми.

Частично вход в пещеру был заложен камнями, на которых наросли яично-жёлтые кристаллы самородной серы.

Я извлёк из рюкзака контейнер и, стоя на коленях, опаляемый огнём подземного горнила, дыша миазмами тартара, принялся отламывать лезвием ножа жёлтые иглы целыми соцветиями, стараясь при этом, опытом наученный, лишний раз не касаться руками породы, вызывающей подозрение.

Ошибиться было сложно – подозрение здесь вызывало абсолютно всё.

Исследовав несколько выработок на склоне и у подошвы скалы, подёрнутой пеленой дрожащего марева, я заполнил дарами пылающих глубин пару контейнеров и как-то сам собой, без умысла вышел на тропу, ведущую куда-то дальше – за гряду и вниз.

Казалось, тропа уводит в сторону от копей, но ненадёжное чутьё, обычно дремлющее в донном мраке естества, вдруг заворочалось, подталкивая и вразумляя: тебе – туда.

Пошёл, улыбаясь застрявшим в памяти словам человека, измыслившего ноосферу: «Говорят: одним разумом можно всё постигнуть. Не верьте!»

Тропа, где-то просевшая, где-то заваленная камнями, а где-то и подновлённая, привела к большой пещере, скорее гроту, свод которого, как морозильник изморозью, был обсыпан густым налётом беловато-прозрачных кристаллов, а пол покрывали россыпи уже знакомых мне, ярких, как таджикский лимон, соцветий самородной серы. Были тут и пушистые накипи, и посверкивающие зёрна каких-то твёрдых выделений, и пористо-рыхлые округлые образования, похожие на мозговые кораллы…

Восторг открытия переполнял и изнутри давил на грудь. На языке шуршали и кубиками катались странные слова – ведь что-то называлось здесь шура, и что-то калхуб называлось.

От скоплений газа и сухого жара дышалось в гроте тяжело. Трещины в стенах шипели, и оттуда веяло такой духовкой, что чёрта с два решишься протянуть к этой горелке руку.

Танур Аллаха, как нора Али-Бабы, был полон красочных чудес и сверх того – горячей разъедающей отравы.

Вышел на воздух – отдышаться и сообразить: что брать, а чем пожертвовать. Контейнеров Руслан дал маловато, хотя, когда давал, казалось: и зачем ему такая прорва?

Тут, выше по склону, увидел новую дыру. Вход в неё был чёткой треугольной формы, что выдавало человеческую руку.

Не удержался и полез.

Внутри, однако же, пещера оказалась, как и прочие, естественной природы – древние старатели лишь оборудовали лаз.

Жар здесь стоял едва переносимый. Чтобы дышалось легче, пригнулся – кровь прилила к голове, и в глазах опустился красноватый занавес. Что только не сделаешь во имя искупления. Которого мне всё равно вовек не заслужить.

Камни свода покрывала поросль белёсых хрусталиков, напоминавшая уже не изморозь или мучную высыпку, а стеклянную траву. Её стебельки и листики были хрупки и воздушны – стоило случайно задеть эту чудесную растительность рюкзаком, как брызги осколков посыпались вниз и со стеклянным хрустом заскрипели под ногами.

На стенах и полу выработки виднелись потёки и капли горячей серы – тягучая масса сочилась со свода, ползла вниз и, остывая и густея, на глазах меняла цвет с янтарно-красного на ярко-жёлтый…

Недолго думая, я взялся за работу – в конце концов, помимо искупления, такова условленная плата за чудную возможность по ноздри погрузиться в Азию и лицезреть её снаружи и с изнанки, вплоть до таинственных чудес, вершащихся в её горящем чреве.

Сначала соскребал дары подземного пожара в нижнем гроте, потом вернулся в рукотворный лаз.

Работал долго, кропотливо, пот затекал в глаза и струйками сползал за воротник.

Дышал в два горла – не хватало кислорода. Как видно, надышался.

Смерть так подкралась ловко – испугаться не успел.

Сизая пелена упала на глаза, своды пещеры колыхнулись, стены пошли кру́гом, словно меня засасывало в разверзшуюся воронку, и мир стал чёрным, как ядрёный дёготь.

Из тетради Грошева

Я весь в смятении – сегодня вот произошло что. Сегодня…

Впрочем, по порядку.

Свершилось окончательно! – Привёз наконец детина-брат всё, о чём его просил! Вчера рапортовал мне на болталку, а нынче утром у Бодули встретились (не знаю, как и дотерпел – не спал полночи), и он контейнеры мне в руки передал. Все до единого! Загружены под крышку, щедро. Молодец! Когда смотрел, дрожали руки. И ноги не держали; хорошо, в подсобке дело было – сел за стол. Само собой, всё с ходу мне не разобрать: квасцы и серу опознал, а остальную пудру вещества Земли определю и разложу по полочкам на будущей неделе – есть у меня в