Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

На пороге стоял тощий рыжий веснушчатый парень с маниакальнорасширенными глазами. Александра решила было, что какой-нибудь «ширяла» пришелза «подогревом» и сейчас будет угрожать ей ножом, требуя «широк», но нет – неговоря ни слова, рыжий вырвал у нее котелок с киселем и выскочил вон.Александра только руками всплеснула, но ни гнаться за вором, ни крик подниматьне стала. Во-первых, не догонишь; во-вторых, поднимешь крик – заложишь ЗинаидуВикторовну. К тому же ей стало жалко паренька, которому так страшно захотелосьсладкого. Александра, которая шла на известные правонарушения, лишь быраздобыть лишний грамм сахару, вполне понимала его и сочувствовала. Когдапришли мужчины, она откровенно рассказала о случившемся.

– А сколько в котелке было? – спросил Никольский.

– Да литра полтора.

– Ну, будем надеяться, что поперек горла ему кисель невстанет, – проворчал доктор.

Однако надеялся он напрасно.

С голодухи, конечно, не надо было пацану на кисельнакидываться, а он выпил его залпом, да еще сопроводил полбуханкой чернушки –как всегда, плохо выпеченной. Ну и заворотило кишки…

Той же ночью рыжий пацан умер в мучениях, успев, однако,сказать всем обитателям пятого мужского барака, что настал ему амбец, ибо егоотравила киселем Маманья из санчасти.

Вообще говоря, пацан принадлежал к доходягам, причины смертикоторых не слишком-то тщательно расследуются. Однако на него возлагались среди«людей» особые надежды: у него был отличный почерк и редкий дар подражания,поэтому он со временем вполне мог стать «мастером», искусно подделывающимподписи. Это вам не домушник, не банщик, ворующий на вокзалах, небулан-карманник, даже не громщик-взломщик. «Мастер» – это белая кость,аристократ среди «людей». И со смертью рыжего пацана рухнули немалые планыуркаганской аристократии.

Ту, которая была виновна в его смерти, следовало «поучить».

Но как? Кочегар, которому Булька давно свистела в уши, чтоМаманья ее не уважает, поедом ест, не пускает в «санаторий» и того и глядислягавит по начальству, предложил поставить ее на кон.

Законный выход…

Сначала, правда, у Кочегара дело не ладилось. Отнекиватьсяначали все подряд: и «офицеры», и те, кто колоду даже перетасовать толком неумел. Авторитеты только головами качали и благодушно смотрели на Кочегара, неснисходя до пустой болтовни. Молодняк, пацаны, очень извинялись и пыталисьобъясняться, что за Маманью главный лепила кому угодно пасть порвет, и если он захочет,то «пастух» Мельников всех раком поставит. А на Мельникова уже узду ненакинешь, потому как он спровадил Капитолину к тетке не то в Саратов, не то вСамару, подальше от вечной угрозы. Порыдав, Капитолина поддалась уговорам отцаи жениха (ну да, Никольский дал слово на ней жениться после освобождения, иМельников теперь рыл землю в этом направлении) и уехала. Так что вот так!

Кочегар вообще-то и сам понимал, что это как раз тот случай,когда «черепу», то есть человеку умному, следует пойти на попятный, а то ивовсе заткнуться и задуманное дело замять. Однако западло ему было дать слабинуперед Булькой, вот он и настаивал. «Люди» уже начали хватать друг дружку загрудки, и вдруг согласился играть Мурзик.

Лучшего напарника Кочегар и пожелать не мог!

Ну, раскинули «персидский ковер» [21] , сели. Раздализамусоленную колоду, начали метать. Играли каких-то полчаса, и Кочегарпроиграл.

Сказать по правде, он не очень-то и старался выиграть. Идаже если это был меченый бой [22] , даже если Мурзик сделал какой-нибудьшаршавый крап или еще как-то изощрился, чтобы карты стали свои , Кочегарблагодушествовал вовсю, никаких обманок в упор не видел и готов был сдатьсянемедленно после первой сдачи. Время он тянул исключительно из уважения кМурзику, которого вознамерился обдурить. Он хотел сам, лично пришить Маманью!Он никому не собирался уступать этого удовольствия!

Правда, лишь только он с сожалением (ну да, на самом-то делес радостью!) открыл свои жалкие картишки, как до него дошло, что он сам натянулсебе на голову новый срок. Странно, что раньше мозги не прострелило: ведь заубийство Маманьи его помотают, ох как помотают…

Торжество мгновенно слиняло с лица Кочегара, но тотчас онвспомнил, что может право на убийство продать или снова проиграть кому-то изфраеров. Он опять начал выкликать желающих сразиться, но таковых не находилось.Кочегар уже готов был первого попавшегося доходягу потащить к «персидскомуковру», но дело рассудил Мурзик:

– Спать время! Завтра переиграете, подумаешь, большое дело!

Его поддержал весь барак. Народишко уже устал, перевалило заполночь, а побудка в шесть. Правда, Кочегар еще какое-то время бухтел,умащиваясь на нарах, однако наконец уснул и он. Правда, часто просыпался –цистит мучил, приходилось бегать по нужде.

Среди ночи тех, кто спал поближе к «Прасковье Федоровне», тоесть к параше, разбудил тяжелый удар. Похоже было, кто-то грянулся оземь. Ну,мало ли, споткнулся человек в темноте да и упал…

Кое-кто поднял голову. Но в темноте не больно-то чторазглядишь, а идти к параше без надобности было неохота. Наконец проснулсякакой-то чудачок [23] из «литерных», пустился в путь между нарами, зевая ипочти не открывая заспанных глаз. Сквозь примороженные окна вползал светфонаря, стоявшего за окном. Сделав свое дело, чудачок слегка размежил глаза ивдруг увидел, что на полу лежит, раскинувшись, человек. Горло у него было, какпоказалось чудачку, словно бы перевязано темной тряпкой. Не вдруг удалосьразглядеть, что, раскинувшись, лежит Кочегар, а горло его не тряпкойперехлестнуто, а кровью залито. Кровищи натекло – ужасное дело сколько. А подкадыком Кочегара торчал маленький острый нож.

* * *

– Аксакова, зайди! – окликнула Валя Евсеева, стоявшая вдверях процедурной, едва Ольга в очередной раз поднялась по лестнице, ужепереодетая в свой халат. – А что у тебя с физиономией?

«Тебе надо сказать спасибо!» – чуть не брякнула Ольга, нопромолчала, конечно.

– Вон там подотри, – махнула Валя. – Сергей Сергеевичзлится.