Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

Опять же через Блум Марти познакомился с Робертом Де Ниро, игравшим с Верной в пьесе Джека Гелбера. Встретились они на обеде в доме Джея и Верны на 70-й улице, известном богатой коллекцией индейских корзин с Юго-Запада, которую хозяйка собрала во время съёмок «Наёмного убийцы». Росли Скорсезе и Де Ниро почти по соседству, но были едва знакомы, возможно потому, что Де Ниро, сын художника, воспитывался в богемных традициях семьи среднего класса. Несмотря на очевидную несхожесть, желания обоих совпали и они с энтузиазмом принялись за работу. Рассказывает Кокс: «Протест у Боба выражался в готовности вжиться в обстановку жестокости уличной жизни. Марти и представить себе не мог, что парень, выросший совсем в других условиях, был способен на подобное перевоплощение. Это выглядело сродни освобождению в Раю».

К актёрскому ремеслу Де Ниро относился исключительно серьёзно, но предпочитал оставаться в тени, никогда не высовывался и мало говорил. Вернее сказать, он вообще не говорил. Его застенчивость граничила с аутизмом и это неимоверно затрудняло поиски работы. «Думаю, арестовать Де Ниро невозможно, потому что — не за что, — вспоминает Несса Хаймс, режиссёр по кастингу. — Мы не пропускали ни одного прослушивания, показывая его всем режиссёрам, но сам Роберт и слова лишнего сказать не мог. Тогда приходилось объяснять, что он очень талантливый, просто стеснительный. Как правило, всё заканчивалось репликой: «Следующий!». «Процесс общения с Бобом в основном состоял из жестов и похлопываний по плечу, а слов почти не было. На вечеринках он обычно садился на диван и засыпал», — добавляет Сэнди Уайнтрауб.

Прочитав сценарий, Де Ниро отказался от роли Джонни-боя — бесшабашного «с тараканами в голове» недоумка. Чарли, душа которого разрывалась между церковью и преступностью, импонировал ему гораздо больше. Стоит заметить, что финансисты картины хотели видеть в роли Чарли звезду, а именно — Джона Войта, но тот не заинтересовался сделанным ему предложением. Тогда Скорсезе тут же переключился на Кейтеля и Де Ниро поспешил согласиться на роль Джонни-боя.

Бюджет «Злых улиц» приближался к цифре 600 тысяч долларов. Большую часть фильма — в интерьерах — сняли в Лос-Анджелесе осенью 1972 года. «Пришлось на ходу учиться снимать фильмы, — рассказывает Скорсезе. — Оказалось, что в киношколе это не проходят — нас учили выражать себя посредством изображения и звука, но для создания картины этих знаний недостаточно. Есть ещё коллектив, график и многое другое. А это значит, что просыпаться нужно часов в 5 утра и начинать с того, что кормить людей».

Перед тем, как отправиться в Лос-Анджелес, в течение шести дней и ночей Скорсезе снимал натуру и главные сцены в помещениях в Нью-Йорке: лестницы многоквартирных домов в «Маленькой Италии», кладбище Собора Святого Патрика, то есть всё то, что нельзя было воспроизвести в условиях Лос-Анджелеса. Денег не хватало по определению, и в съёмочную группу Скорсезе пригласил студентов Университета Нью-Йорка. «Ребята были совсем юные, — продолжает режиссёр. — И вышло так, что пропали целых два куска, включая сцену с двумя гомосексуалистами в машине и крупные планы Боба — помощник оператора забыл, куда положил плёнки, а потом вообще смылся, сказав: «Да плюньте вы. Я и так устал и хочу домой». Пришлось изворачиваться — Бобби стреляет с крыши в сторону Эмпайр-стейт-билдинг, а в окно попадает уже в Лос-Анджелесе». Скорсезе так нервничал, что всё время съёмок носил белые перчатки, чтобы не кусать ногти.

Примечательно, что бывшие нью-йоркские соседи Скорсезе не больно-то помогали. «Конечно, Фрэнсису было бы гораздо проще снимать в их интерьерах, чем мне. Все они были параноиками и рассуждали примерно так: «Кем он себя возомнил? Он же такой, как и мы, а нам здесь его камеры не нужны». Это был особый, очень закрытый мир, и с каждым приходилось договариваться отдельно. В конце концов, о затруднениях узнал отец:

— Тебе стоило сразу обратиться ко мне, я бы поговорил, с кем надо, а тот — со своим отцом. Он вывел бы нас на нужного человека, и вопрос был бы улажен.

— Знаешь, я просто не хотел впутывать тебя в это дело. Кончилось тем, что мне прислали счёт на 5 тысяч долларов.

Я попросил в долг у Фрэнсиса и расплатился. Как только картину закончили, я вернул всё сполна».

После просмотра чернового монтажа, Уайнтрауб, Скорсезе, Де Ниро и ещё несколько человек отправились в ресторан, чтобы, как представляла себе Сэнди, устроить коллективный «разбор полётов». А вышло так, что Де Ниро и Скорсезе уединились в уборной и два с половиной часа мусолили мельчайшие подробности и нюансы картины. «Что бы Марти и Боб ни делали вместе, они обсуждали это только тет-а-тет. Во всяком случае, женщины к процессу не допускались».

Взаимопомощь среди режиссёров «нового» Голливуда была обычным, если не сказать обязательным, делом. И тем не менее, конкуренция, что называется, полыхала вовсю, хотя наружу пламя пробивалось не всегда. «Грань, переступить которую нельзя, была едва заметна, — размышляет режиссёр. — Всегда находился человек, который относился к вашей работе с большим вниманием. Но и тот, кто толком ничего не видел, посмотрев только «черновик», мог размазать вас по полной программе, даже не заметив, а так — походя. Ревность? Конечно. В общем, всё было очень непросто». А вот мнение Джорджа Литто, продюсера Де Пальмы в течение десятилетия: «Брайан никогда не считал себя столь же успешным режиссёром, как Марти, Фрэнсис или Джордж. И это доставляло ему определённые неудобства, подпитывая чувство неудовлетворённости». Де Пальма посоветовал Скорсезе отказаться от одной из самых выигрышных сцен фильма — диалога Де Ниро и Кейтеля в подсобке клуба, которая могла привлечь внимание Кэлли: «Вырежь, а то получается, что ты просто тянешь время». Скорсезе так и сделал, но, на счастье, Кокс настоял, чтобы сцена осталась. «Брайан всё-таки больше тяготел к мейнстриму, — резюмирует Скорсезе. — Он то и дело говорил о том, что будет продаваться, а что — нет. Да и мы, дураки, думали, что «Злые улицы» пойдут на ура. Но, как оказалось, мы делали совсем другое кино, просто ещё не знали об этом».

* * *

Предварительный показ «Граффити» состоялся 28 января 1973 года в кинотеатре «Нортпойнт», в Сан-Франциско, то есть — на территории Лукаса. Тэнен прилетел тем же рейсом, что Хал Барвуд, Мэттью Роббинс и Джефф Берг. Настроение у него было паршивое. «Нед даже не сел рядом с нами в самолёте и из аэропорта поехал отдельно, — вспоминает Роббинс. — Он рвал и метал, еще даже не увидев картины».

А на самом деле о таком показе можно было только мечтать. Вспоминает Марша: «Пошла картинка и как только раздались первые аккорды рок-н-ролла «Рок круглые сутки», публика начала истошно вопить. Когда Чарли Мартин Смит на полном ходу направил автомобиль в стену, раздался хохот. Такая реакция продолжалась весь фильм, а в конце все вообще встали и принялись аплодировать. Фрэнсис, Джордж и я были на седьмом небе. Мы сидели в самом последнем ряду и хорошо видели, как Тэнен встал и голосом, не допускавшим возражений, объявил: «Картина в прокат не выйдет». Я была в шоке».

Мнение зрителей Тэнена не интересовало — он считал, что в зале собрались исключительно сторонники Джорджа. На выходе он остановил продюсера Гэри Куртца: «Сначала нужно было показать материал нам, потому что в таком виде выпускать фильм на большую аудиторию немыслимо. Я доверился, а ты меня подставил». Пробираясь вперёд, он лицом к лицу столкнулся с Копполой, который только что вырвался из объятий зрителей, и довольно сердито продолжил: «Не знаю, что и делать. Нужно встретиться, посидеть, подумать. Предстоит большая работа». Коппола поискал взглядом Джорджа и понял — «Боится, чуть ли не прячется. Ну что же, вызываю огонь на себя».