Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Я пытался рассказывать о Александре Тышлере, с которым тесно общался. Потом об Артуре Фонвизине. Шагал удовлетворенно кивал головой и подтверждал, что это замечательные художники. Он всех помнил. Затем Белла по его просьбе читала стихи на свой вкус – о Переделкине и Пастернаке. После чтения Марк Захарович пригласил нас в мастерскую. Мы попали в большое затемненное помещение. Все окна были завешаны. На просвет стоял большой витраж, сделанный из колотого стекла, скрепленного металлическими пайками: он казался драгоценным камнем, наполненным светом и пропускающим преломленные лучи солнца внутрь мастерской. Шагал стоял на лестнице и подписывал жидкой краской фрагменты, чтобы сделать поверхность стекла еще более живописной. Так продолжалось довольно долго, пока Мастер не закончил и, спустившись, не провел нас обратно в холл, где хотел сделать дарственную надпись на своей книге.

Я пытался понять, произвело ли чтение Беллы какое-нибудь впечатление на него. Ответ пришел позже, когда в доме у Тышлера в Москве художник Анатолий Никич рассказал историю, связанную с посещением Шагала московскими художниками. Это было, вероятно, года через три после нашего визита. Кроме Никича, из московских визитеров я сейчас помню только имя Таира Салахова. Так вот Шагал в беседе с ними, вспоминая тех русских, кто бывал у него, сказал: “А вы знаете, кто сидел в этом кресле и читал свои замечательные стихи? Сама Белла Ахмадулина!”

После встречи с Шагалом мы из Ниццы поездом отправились в Женеву, где нас должна была встречать Наталья Ивановна Столярова, о чем мы договорились с ней в Париже. Конечной нашей целью было попасть к Владимиру Владимировичу Набокову. Возможность увидеть его будоражила воображение.

На перроне в Женеве разыгралась трогательная сцена. Выходя из вагона, мы увидели неуклюже бегущую нам навстречу Наталью Ивановну. Запыхавшись, она выпалила:

– Вас встречают люди из НТС! Это не опасно для вас?

Бедная Наталья Ивановна, отсидевшая почти десять лет, боялась за нас и хотела предупредить. Партия НТС (Народно-Трудовой Союз) представлялась советским идеологическим и разведывательным органам едва ли не главной угрозой социалистическому строю. На деле это было смехотворно: как кучка “окопавшихся” в Европе интеллектуалов могла угрожать гигантскому военизированному государству? Но советская пропаганда настойчиво формировала образ врага.

На вокзале была и Маша Банкуль, давняя знакомая Беллы (тоже со времени ее первой поездки в Париж). Русская по происхождению, Маша жила постоянно в Швейцарии со своим мужем Виктором, инженером, работавшим на швейцарском заводе, и, как выяснилось позже, была доверенным лицом Солженицына.

Из гостиницы мы вместе с Машей отправились в гости к встречавшему нас Сергею Крикоряну. По дороге я спросил Машу:

– Как далеко от Женевы находится Монтрё?

– В двух часах езды. Но, если вы хотите посетить Набокова, надо предварительно позвонить его сестре, Елене Владимировне, и договориться о встрече, – ответила Маша.

Белла считала, что этого делать нельзя, – Набоков занят и никогда нас не примет. А я продолжал настаивать, чтобы Маша непременно позвонила Елене Владимировне. И как только мы вошли в дом Сергея, Маша позвонила ей.

Существует предыстория этого звонка. В Париже имя Набокова не сходило с наших уст. Мы с Беллой все время говорили о нем, читали и перечитывали его книги… И Белла все время готовилась внутренне к тому, чтобы написать Набокову письмо. Где-то через месяц после нашего приезда во Францию она села вечером за стол, и к утру письмо было написано. Белла рассказывала о его содержании:

Утром, как только мы вышли на улицу, Белла опустила письмо в почтовый ящик. Владимир Владимирович ответил Белле. Письмо было напечатано на машинке по-английски за подписью Веры Евсеевны, и ниже была приписка от руки, сделанная Владимиром Владимировичем.

Dear Mrs. Akhmadoulina,

My husband is very grateful for your letter and asks me to tell you that h appreciated all the kind things you say in it.

Нe never replies to private letters himself, but you must excuse him: he established this rule many years ago when he realized that he had to choose between the writing of letters and the writing of books. On the other hand, if you ever happen to be in Montreux we both will be delighted to meet you.

Very sincerely yours,

Vera Nabokov

(Mrs. Vladimir Nabokov)*[9]

* У меня болит плечо, т. ч. приходится диктовать по-английски.

Но письмо это пришло поздно, мы не успели получить его до нашего отъезда на юг Франции.

Итак, Маша позвонила Елене Владимировне и соединила меня с ней. Я еле успел сказать ей слова приветствия, как она ответила: “Приезжайте завтра, брат ждет вас! Я сейчас ему перезвоню и скажу, что вы приедете”.

Я передал трубку Белле. Она написала об этом позже: