Человек-звезда. Жизненный путь Гая Юлия Цезаря - Вольфганг Викторович Акунов

города в Испании, многие жители свободной Галлии (оказавшиеся Цезарю полезными), и некоторые города в римской Африке. Цизальпийская же Галлия, благодаря щедрости «потомка Венеры», вскоре после его гибели вообще перестала быть провинцией, став частью собственно Италии, Italia propria.

После победы над Помпеем при Фарсале Цезарь даровал автономию греческой области Фессалии (на территории которой разыгралось сражение), объявил свободными книдцев и облегчил налоговое бремя провинции Азии на целую треть.

Был сокращен должностной срок римских правителей провинций (преторов — до года, проконсулов — до двух лет).

Не менее разумно и обстоятельно действовал Цезарь и по отношению к муниципиям, повысив, в частности, статус и улучшив реальное положение италийского населения, все еще считавшегося «второсортным» по сравнению с жителями Столицы. «Юлиев закон о муниципиях» — lеx Iulia dе municipiis — даровал городам Италии полную самостоятельность в решении местных вопросов, регулировал установление и проведение ценза, а также выборы магистратов на местном, муниципальном, уровне. Гай Юлий вполне очевидно и сознательно проводил курс на полное уравнение муниципиев в правах с собственно Римом. Да и меры, принятые «потомком Венеры» по отношению к провинциям, служили целям сближения этих частей Римской державы с ее столицей.

Тем не менее, эти меры (которые, по справедливости, необходимо было принять же давным-давно — во всяком случае, с точки зрения автора настоящего правдивого повествования), все еще сталкивались с достаточно сильным сопротивлением, причем не только со стороны откровенно консервативных, ретроградных кругов столичного нобилитета, но и со стороны столичного плебса. Развращенный подачками «плебс урбана» не желал мириться с постепенной, но оттого не менее очевидной — утратой своих привилегий и своего более высокого, чем у «чужаков»-италийцев, статуса. Начатое Цезарем претворение в жизнь подлинно имперской политики, в ущерб господствующему положению Города Рима, породило в «Главе мира» прямо-таки панические настроения и слухи. Если верить этим слухам, диктатор якобы вынашивал план перенести столицу республики «потомков Ромула» из Рима в Трою (а точнее — в построенный на ее месте римлянами город Илион) или даже в Александрию. Эти сплетни были наверняка придуманы, чтобы подчеркнуть претензии диктатора на положение эллинистического монарха (но, возможно, по мере обострения политической ситуации, оказались лишенными оснований в гораздо меньшей степени чем, вероятно, предполагали измыслившие их «черные пиарщики»). Думается, выросшему в просвещенном столичном семействе, впитавшему с молоком матери то, что римляне называли humanitas («человечностью») и urbanitas (буквально: «столичностью», то есть, по Михаилу Гаспарову — «вежеством», «светскостью», «культурностью»), и воспитанному под влиянием эллинских философов космополиту, «гражданину мира» (а не одного только Рима), каким был Гай Юлий, утонченная Александрия была духовно, несомненно, ближе, чем тяжеловесный Рим на Тибре, грозивший окончательно окостенеть, застыть, погрязнуть в своих вековых традициях и суевериях. В Александрии Гаю Юлию не пришлось бы постоянно учитывать в своей деятельности семейные интриги и наследственные привилегии. В египетской столице, гавани, отрытой всем морям, он мог бы править, как хотел, по собственному усмотрению и произволу (не говоря уже о близости царицы Клеопатры, с которой Цезарю бы там никто не помешал не просто «слиться в экстазе», но и сочетаться, наконец, законным браком, положив начало собственной династии — без всяких кавычек). Перспектива, согласитесь, крайне привлекательная…при всей своей химеричности…

Между тем, нельзя не заметить, что политика Цезаря в отношении провинций обеспечила диктатору благосклонность римских финансистов. Гай Юлий дал им возможность активно развивать свои торговые отношения с новыми рынками в более благоприятных условиях, чем прежде. Да и правящие слои населения провинций все больше проникались симпатией к столь щедрому и милостивому к ним римскому диктатору. Это явилось очень важным фактором укрепления социальной базы установленного Гаем Юлием режима. Ведь его популярность в самом Граде Риме неуклонно падала.

Цезарь увеличил число жрецов римской государственной религии, эдилов и квесторов, чтобы заместить все эти должности своими сторонниками. И, разумеется, он увеличил (с той же самой целью) число сенаторов — сразу до девятисот. Назначение новыми сенаторами людей Цезаря вызвало в сенате не просто всплеск, но целую бурю эмоций.

15. Сенаторы милостью Цезаря

Гай Юлий ввел в сенат ни много, ни мало — четыреста новых членов, которых представители прежней сенатской клики сочли достойным лишь презрения скопищем представителей самой отъявленной и гнусной черни, когда-либо осквернявшей своими седалищами почтенные скамьи сенатской курии — грубых невежественных солдафонов, писарей, сыновей вольноотпущенников, неотесанных косноязычных иноземцев, пред которыми, как писал поэт Ювенал в своей сатире, «не грех помочиться, а может — и больше». «Подонков всех народов и земель», сама мысль о необходимости сидеть рядом с которыми вызывала крапивницу у многих надменных «потомков Энея и Ромула». Злословие почтенных представителей древних сенаторских родов может быть извинено разве что тем общеизвестным обстоятельством, что единственным утешением проигравшей стороны всегда является клевета и очернение стороны победившей. В действительности (а не в воспаленном воображении тайных «антицезарианцев») Гай Юлий даже в самых смелых своих мечтах отнюдь не был (так и хочется добавить «к сожалению»!) таким «ниспровергателем основ» и радикалом, каким его воображали себе (а главное — представляли «Граду и миру») недобитые им «староримские» олигархи. Если не полениться чуть внимательнее проанализировать их гневные инвективы и обвинения новых сенаторов милостью Цезаря во всех мыслимых и немыслимых пороках и грехах, от этих обвинений, право же, мало что останется.

Несомненно, Цезарь щедро вознаградил за верность и исправную службу своих центурионов. Однако представляется сомнительным, что он просто взял да и перевел их одним росчерком пера из состава легионов в состав сената. Все эти люди, независимо от того, заслужили ли они доверие и благодарность диктатора в рядах его войска, на фронте или же в тылу, получили от Цезаря возможность обогатиться, причем нередко — сколотить себе действительно немалые состояния. Цезарь как-то, в приливе откровенности, признался, что, не колеблясь, щедро оплатил бы даже услуги самых что ни на есть отпетых головорезов и разбойников, если бы нуждался в них для защиты его, Цезаря, достоинства — знаменитого «дигнитас». Тем более щедро Гай Юлий был готов оплачивать аналогичные услуги честных воинов (или, по крайней мере, воинов, способных без особого труда выдать себя, если понадобится, за честных).

Вне всякого сомнения, Цезарь выждал некоторое время или дождался повышения статуса своих кандидатов в сенаторы, прежде чем помог им занять почетные должности формата места в римском сенате. Введенный Цезарем в сенат бывший центурион мог уже задолго до того быть возведен во «всадническое» сословие (ведь, как нам с уважаемым читателем давно известно, для этого требовалось не пройти нечто вроде «посвящения в