Тени Лордэна - Алессандр Рюкко

но недовольно фыркали и перешёптывались между собой, лишённые возможности утолить жажду или пожевать чего-нибудь вкусного. Тем более что им было в тягость вновь нестись галопом по тёмным улицам, но всадники ласково похлопали их по бокам, почесали за ушами и пообещали скорый отдых. Это обрадовало животных, и они стали приплясывать на месте, поторапливая хозяев. Перед отправлением капитан ещё раз окинул взором мрачный дом и окружавший его пустырь и послал пятками лошадь в бодрый шаг.

Время было уже далеко за полночь, и городские улицы были практически пусты, хотя со стороны Квартала Страстей всё равно доносился шум непристойных гуляний. По небу плыли пышные тёмные облака и окрашивались в белый цвет, попадая под серебристые лучи надкусанного лунного диска. Воздух заметно похолодел, и Хромос мог слышать в нём далёкий и тоскливый звон тугой струны, по которой медленно водили скрипичным смычком. Знакомые улицы казались ему чужими и неприветливыми; он постоянно озирался по сторонам, ощущая мнимую угрозу в каждой человеческой фигуре и тёмном закутке. Невидимый убийца и груда искромсанных тел дали семени паранойи пустить цепкие корни в его пошатнувшийся разум.

Всю дорогу всадники преодолели молча. Порой Хромос замечал на себе задумчивый взгляд Титаса, который явно хотел о чём-то его расспросить, но по какой-то неизвестной причине всё не решался задать мучавшие его вопросы. В другой раз капитан сам бы завязал разговор и выведал, что же беспокоило подчинённого, но сейчас ему было совсем не до этого.

Добравшись до своего жилища, Хромос слез с лошади и протянул поводя Титасу.

— Давай, теперь скачи в Крепость и не останавливайся по пути.

— Так точно, капитан, — ответил страж и пришпорил коня.

Хромос смотрел ему вслед, пока трясущиеся лошадиные крупы не скрылись за ближайшим поворотом, а после пошёл вверх по скрипучей лестнице. Нащупав в кармане ключ, он достал его, привычно отпер замок, но за секунду до того, как открыть дверь, остановился и начал прислушиваться к редким звукам, что разносились в ночном воздухе. Он услышал стрёкот одиноких сверчков, отдалённое уханье совы и чью-то отчётливую ругань, но ничего более. Тогда он достал из ножен меч и медленно открыл дверь, напрягая все пять чувств и уповая на шестое.

В гостиной было темно и пусто, а все вещи стояли на тех же местах, где два дня назад их оставил хозяин. Воздух был затхлый и сухой, с тонким ароматом пыли, от которого всё в носу начинало неприятно зудеть. Хромос переступил через порог и тут же захлопнул за собой дверь, навалившись на неё спиной. Продолжая прислушиваться к каждому шороху, он свободной рукой задвинул засов и пошёл вперед, ощупывая путь мечом, как это делает тростью слепец. Он прошёл два круга по гостиной, не забыв истыкать клинком пространство под столом и дымоход камина, а затем направился в спальню, где точно также стал прощупывать все закутки на наличие невидимой засады. Сколько бы он не искал, холодная сталь всё никак не натыкалась на прозрачную плоть, и капитан наконец-то смог чуточку расслабиться.

Страж вернулся в гостиную, положил меч на стол и бросил на него сверху пояс с ножнами. Сапоги он снял без помощи рук, поочерёдно наступая самому себе на пятки, и небрежно швырнул их к входной двери. Затем он скинул с себя на диван дублет и рубаху, взял со стола кувшин, уселся задницей на голый на пол в углу комнаты и выпрямил перед собой ноги. Сделав несколько коротких глотков прямиком из кувшина, Хромос вылил остатки воды себе на волосы, растёр прохладные капли по лицу и уставился в потолок.

Теперь он в полной мере ощутил утомление души и усталость тела, которые накопились за последние дни, но которые он прежде из всех сил старался не замечать. Ему не хотелось двигаться, и даже дышал он столь медленно и лениво, что со стороны его можно было принять за только что умершего человека. В голове, где прежде галдели спорящие друг с другом голоса логики и интуиции, теперь было совершенно тихо, а его редкие мысли приобретали форму расплывчатых образов и коротких сценок из его воспоминаний, без конкретного смысла или посыла. Незаметно для себя самого Хромос впал в глубокий транс и продолжал вот так неподвижно сидеть на жёстких и холодных досках, пока течение времени всё быстрее уносило его маленькую лодку навстречу новому дню.

Глава XI «Венец Творения»

— Чё-ё-ёрт, — подумал Хромос, едва вернувшись из безмятежной, лишённой красочных переживаний колыбели сна. Он лежал голышом на заправленной кровати поверх колючего покрывала из темной овечий шерсти. От соприкосновения с ней кожа на лице, плечах и животе безумно чесалась и зудела, но вместо того, чтобы подскочить на ноги и бодро задрыгаться в чесоточном танце, капитан грузно приподнялся на локтях, перевалился на спину и продолжил безмятежно лежать, пока тёплые солнечные лучи неспешно облизывали ему рёбра. На губах промелькнула лёгкая усмешка. В тот момент он был рад любым ощущениям; пускай он бы трясся в нескончаемых судорогах, изнывал от жажды и чувствовал, как его кожа обратилась в сухой, растрескавшийся пергамент, а перемешавшиеся внутренности неумолимо поднимались по горлу — любая из этих маленьких радостей холеры дала бы ему знать, что ему повезло остаться, что той ночью к нему никто не подкрался на цыпочках и не вспорол глотку одним взмахом бритвенно-острого лезвия, как обычно это делают с жертвенной скотиной. Впрочем, ничему иному радоваться он не мог.

Уставившись пустым и отрешённым взглядом в дощатый потолок, капитан мысленно задавал себе вопросы и ждал, пока несговорчивое и скрытное подсознание поможет принять верное решение. Хотя вернее будет сказать, что он не столько пытался размышлять, сколько ожидал внезапного, сверхъестественного озарения и последующего за ним прилива сил, который наконец-то столкнёт его с кровати.

Хромос был не из тех людей, что так любили бить себя кулаком в грудь, петь себе длинные хвалебные оды и разбрасываться громкими обещаниями грядущих подвигов, подобных личностей он искренне презирал и чувствовал нравственное удовлетворение, когда их соломенные дворцы сдували ветра неисполненных долгов, он принадлежал к тем людям, что довольно скупы на слова, но весьма щедры на дела, никогда не сбегая в трудный час, не бросая людей на произвол судьбы. Он был из тех людей, что всегда были готовы стиснуть зубы и добровольно взвалить на свои плечи самый тяжёлый хомут. Да, он был одним из тех славных и в чём-то наивных дураков, которых так не хватает