Хороший, плохой, неживой - Ким Харрисон

У меня сердце заколотилось, когда она обернулась ко мне –растрепанная, с пустыми глазами.

– Беги! – повторила она. – Побежишь, и я будузнать, что делать.

Я заставила себя остаться на месте, несмотря на дрожь –чтобы не сработали ее инстинкты.

У нее лицо вдруг обмякло, лоб наморщился, и в глазахпоявились карие кольца радужек.

– Боже мой! – прошептала она. – Рэйчел,помоги мне!

И вот тут я испугалась до жути.

У меня дрожали ноги, меня подмывало бежать. Бросить ее здесьна ступенях и спасаться. И никто бы ничего мне не сказал, если бы я так исделала.

Но я наклонилась, взяла ее за плечи и подняла.

– Давай, – шептала я, поднимая ее на ноги. Когда якоснулась ее горячей кожи, все мои инстинкты вопили: брось ее и беги! –Пойдем в дом.

Айви была выше меня, и мое плечо очень удобно легло ей подмышку, когда я, держа на себе почти всю ее тяжесть, открыла дверь.

– Он не стал слушать, – бессвязно говорила Айви,когда я втягивала ее внутрь и закрывала за нами дверь, оставляя на улице кровьи блевотину.

Чернота в холле была удушающей. Я пошла вперед, шатаясь, исвет стал ярче, когда мы подошли к святилищу. Айви согнулась пополам, тяжелыевздохи перемежались стонами. Увидев у себя на халате пятно свежей крови, япригляделась.

– Айви, у тебя кровь идет.

Я похолодела, когда Айви перешла на новую мантру:

– Он сказал, что так и надо…

И эта мантра прервалась хихиканьем. Горловым смешком, откоторого у меня пошел мороз по коже и горло пересохло.

– Ага, – сказала она со сладострастнымжаром. – Кровь идет. Хочешь отведать?

Смешок сменился всхлипывающим стоном, и ужас овладел мною.

– Пусть все попробуют, – скулила она, – какаятеперь разница?

Стиснув зубы, я крепче взяла ее за плечи. К страху сталапримешиваться злость. Кто-то ее использовал. Кто-то заставил ее пить кровьпротив ее воли. Она была не в своем уме, как нарк в приходе.

– Рэйчел? – покачнулась она, замедляя шаг. –Меня сейчас стошнит…

– Мы почти пришли, – сказала я сурово. –Потерпи, потерпи еще минутку.

Мы едва успели. Я отвела измазанные рвотой волосы Айви всторону, пока ее било судорогами и спазмами над черным фаянсовым унитазом. Ятолько раз глянула в свете ночника и потом отвела глаза, а ее рвало густойчерной кровью, снова и снова. Всхлипывания сотрясали ее плечи, и когда ееотпустило, я спустила воду, чтобы хоть часть этой мерзости убрать.

Выпрямившись, я щелкнула выключателем, и ванная наполниласьрозовым светом. Айви сидела на полу, прижавшись лбом к унитазу, и рыдала.Кожаные штаны выше колен блестели от крови. Разорванная шелковая блузка поджакетом присохла к телу, липкая от крови, текущей из шеи. Не обращая вниманияна громкие предостережения инстинктов, я осторожно отвела ее волосы, чтобыпосмотреть.

У меня желудок свело узлом. Идеальная шея Айви былаистерзана: длинный разрыв у самого основания портил строгую белизну ее кожи. Онвсе еще кровоточил, и я пыталась на него не дышать, чтобы оставшаяся там слюнавампира не начала действовать.

В испуге я отпустила ее волосы и попятилась. По понятиямвампиров Айви была изнасилована.

– Я ему говорила «нет», – повторила он, и рыданияее стали тише, когда она поняла, что я уже не стою над ней. – Я емуговорила «нет».

Из зеркала на меня глянуло мое отражение, белое и насмертьперепуганное, и я сделала глубокий вдох, беря себя в руки. Я хотела, чтобы всеэто кончилось, просто кончилось, но надо было смыть с нее кровь. Надо былоуложить ее в кровать и дать ей подушку, чтобы в нее плакать. Сделать ей чашкукакао и найти какого-нибудь хорошего психотерапевта. Есть ли психотерапевты дляпострадавших вампиров? – подумала я, кладя руку ей на плечо.

– Айви, – заговорила я ласково иубедительно. – Пойдем отмоемся. – Я глянула на ее ванну, где все ещеплавала эта глупая рыбеха. Айви нужен душ, а не ванна, где она будет сидеть втой самой грязи, которую надо смыть. – Пошли, Айви, быстренько ко мне вдуш. Я тебе дам ночную рубашку, пойдем…

– Нет! – возразила она, глядя мутными глазами и нев силах даже помочь мне ее поднять. – Не могла перестать. Я ему сказала«нет». Почему он не перестал?

– Не знаю, – пробормотала я, чувствуя нарастающуюзлость. Я ее поддерживала всю дорогу через холл в мою ванную.

Локтем толкнув выключатель, я прислонила Айви к стиральноймашине и пошла включать душ.

Звук льющейся воды будто оживил ее.

– От меня пахнет, – прошептала она, оглядывая себясверху вниз. На меня она не смотрела.

– Ты сама в душе помыться можешь? – спросила я,надеясь как-то ее встряхнуть.

С пустым обвисшим лицом она смотрела на себя, понимая, чтопокрыта свернувшейся выблеванной кровью. Она осторожно коснулась крови Пальцем,потом палец облизнула. У меня желудок свело спазмом.

Айви стала плакать.

– Три года, – говорила она с тихим придыханием, ислезы лились по овальному лицу. Айви попыталась стереть их рукой с подбородка –и остался жирный кровавый мазок. – Три года!

Наклонив голову, она взялась за боковую молнию штанов, и ябросилась к двери.

– Я тебе какао сделаю, – сказала я, чувствуя себяполностью неадекватно. Задержалась в нерешительности у двери. – Сможешьсама тут несколько минут пробыть?

– Ага, – выдохнула она, и я тихо закрыла за собойдверь.

Ощущая какую-то нереальную легкость, я вышла в кухню,щелкнула выключателем, обхватила себя руками за плечи, слушая пустоту этогопомещения. Импровизированный письменный стол Айви с его серебристой техникой,чуть пахнущей озоном, странно смотрелся рядом с моими блестящими меднымикотлами, фарфоровыми ложками и пучками трав на крючьях. Кухня была полна намиобеими, тщательно разделенными в пространстве, но в пределах одних стен. Мнехотелось орать, звать кого-нибудь, скандалить, беситься, просить помощи. Но мнекто угодно скажет, чтобы бросила ее и уносила ноги.

Трясущимися пальцами я достала молоко и какао и приняласьготовить напиток для Айви. Горячее какао, подумала я желчно. Айви кто-тоизнасиловал, а я ее буду дурацким какао отпаивать.

Наверняка это Пискари. Только у Пискари хватило бы сил исмелости, чтобы ее изнасиловать. А это изнасилование и было – она требовала,чтобы он остановился, он взял ее против ее воли. Изнасилование и есть.

Звякнул таймер микроволновки, и я затянула пояс халатапотуже. У меня похолодели щеки, когда я увидела кровь на халате, на своихтапках, – часть уже почернела и свернулась, но была и свежая красная – изшеи Айви. Свернувшаяся дымилась – это была кровь вампира-нежити. Неудивительно, что Айви вырвало – она должна была огнем жечь изнутри.