Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка - Джеймс Хэдли Чейз

Сарлинг сморщился и с наслаждением сказал:

— Это тоже меня пьянит. Вот та опасность, от которой я чувствую себя живее других: знать, что стоит мне хоть раз ошибиться, и вы убьете меня. Я благодарен вам за это.

— Не трудитесь благодарить. Вы только ошибитесь, и, клянусь, в день вашего убийства я тоже буду чувствовать себя живее большинства людей.

Сарлинг еле заметно кивнул и ушел, оставив Рейкса размышлять над сказанным. «Боже мой, искатель приключений! Смертельно рисковать, чтобы разогнать кровь в жилах. Старик сошел с ума». И все же Рейкс понимал, что переигрывает, полностью отрицая Сарлинга.

…В то утро он встретился с Бернерсом, они долго обсуждали те сведения, что уже были у них в руках, и набросали черновик действий. Ни о каком окончательном плане не могло быть и речи, пока не будет раскрыт секрет замков в бункерах.

— Вы узнали что-нибудь о гранатах? — спросил Рейкс.

— Да. Удивительно, сколько можно выудить из общедоступных источников — если знать, где искать.

И он рассказал Рейксу о газе. Оказывается, в прошлом году в Лондоне, в отеле «Боннингтон» под руководством библиотеки мира Дж. Д. Бернала, просветительской организации, созданной, чтобы шире использовать науку на благо мира и процветания, прошла конференция по химическому и биологическому оружию. Участники хотели оценить его современный уровень и обсудить моральную ответственность ученых относительно развития и использования этого оружия. Все материалы конференции были изданы отдельной книгой.

— Я попытал счастья, — сказал Бернерс. — Взял да и позвонил им, спросил, что они знают о газе под названием 3/93 ГФ 1. Говорят, это нервно-паралитический газ. Американцы называют его В- или Г-газом. Он известен и как ЦМФФ, или циклогексил метилфосфонофторад. Используется для расправы с демонстрантами: человек теряет от него сознание на несколько секунд. Без цвета, без запаха. Очень быстро улетучивается. В закрытом помещении смертелен, если вдыхать его несколько минут. Любой врач, не зная о газе, установит смерть от разрыва сердца. Так оно, в сущности, и будет. Неплохо работают ребята, правда?

И у них был целый ящик! Рейкс вспомнил, как падали овцы. Одной из них перепала изрядная порция. Бернерс ушел.

Оставшись в одиночестве, Рейкс вдруг почувствовал, что устал и выдохся. Придя домой, Белль сразу догадалась, что он не в духе и немного пьян. Пепельница на полу полна окурков, рука со стаканом виски — на подлокотнике кресла. Рейкс взглянул на нее и попросил:

— Скажи мне что-нибудь хорошее. Скажи, что он упал с лестницы и сломал шею.

Она подошла и легонько поцеловала его в лоб.

— Что с тобой?

— Ничего. Просто жду удобного случая.

— Я знаю. — Она пошла в спальню, сняла пальто и подкрасила губы. В зеркале увидела, как он раздраженно почесал затылок. Белль научилась понимать чувства Рейкса и уже могла предугадать его настроение. Она знала его жесты и мимику, и часто догадывалась, какое состояние души они отражают. Раньше, с другими мужчинами такого никогда не бывало.

Она вернулась к Рейксу, села на подлокотник кресла. Белль чувствовала, что выглядит прекрасно, заметила, как его взгляд прошелся по ее ногам и остановился на новом оранжевом платье. Она наморщила нос, а он невесело подмигнул ей.

— У меня есть для тебя кое-что, — сказала Белль.

— Я это понял.

— Умница.

— Ты узнала что-нибудь о бункере?

— Ну, прямо-таки мысли читает! — обрадовалась Белль. — Да! Он был дома почти весь день. Ходил в бункер дважды, и мне удалось все хорошенько разглядеть. Он сдвигает верхнюю пластину двумя-тремя пальцами правой руки. А потом поднимает левую руку и прижимает большой палец к нижней пластинке. Вот так, — она показала его движение. — Нажимает и держит, а после сдвигает пластинку, зацепив кончиками пальцев за край. Ясно, что все дело в его большом пальце.

— А ты сама так пробовала?

— Конечно. Когда он ушел. Но у меня ничего не получилось. Я прижала большой палец к пластине, сдвинула ее и стала ждать. Но секунд через пять она просто снова стала на место. Странно, правда?

— Да, странно. — Рейкс наклонился вперед. — Но, в общем, так ведь и должно быть.

— Я сделала еще кое-что. Видишь ли, он купил Меон-парк давно, а дом на Парк-стрит — только четыре года назад. Перед его приездом там многое переделали. И бункер поставили тогда же. А счета за работу, услуги, как и все остальное, расчетные книжки, к примеру, или квитанции за топливо — их не выбрасывают. Следить за ними — часть моей работы. Поэтому я взяла, порылась в бумагах — и, знаешь, что нашла?

— Ты нашла счет за установку бункера.

— Точно. Работу выполняла лондонская фирма «Финч энд Лайл, Лок энд Сейф Компани». Их контора на площади Фицрой. В бумагах значится: за установку того-то и того-то по аналогии с существующим бункером в Меон-парке. Значит, оба сейфа сделала одна и та же фирма.

— Ничего о работе замка?

— Нет. А еще вот что. «Финч энд Лайл» — отделение одной из крупных компаний. Не знаю, насколько это важно, но думаю, ты заинтересуешься. Знаешь, как-то страшно смотреть на эту дверь. А я раньше на нее и внимания не обращала. Он просто прижимает палец, толкает пластинку, и дверь открывается. Что за чудеса?

— Не знаю. Но собираюсь выяснить. — Рейкс встал, притянул ее к себе, поцеловал и сказал: — Что бы я без тебя делал?

— Нашел бы кого-нибудь другого.

Он поднял руку, коснулся ее щеки. Белль глубоко тронула эта нежность.

— Ты, я и Бернерс хотим вырваться из плена. И для этого я сделаю все, воспользуюсь кем угодно. Скажу откровенно, я решил использовать тебя с самого начала. Быть добрым к тебе и переманить на свою сторону… Но какая разница, с чего это началось — ведь теперь все не так. И ты это знаешь. Ты понимаешь это, когда я обнимаю тебя, когда я с тобой в постели, или когда мы просто сидим и читаем, верно?

— Ну да, я считаю так…

— Не надо больше считать.

Рейкс притянул ее к себе и поцеловал. Он почувствовал, как она прильнула к нему, и ее тело затрепетало от возвышенной нескрываемой страсти. Рейкс прижался к ней, как будто и в нем жила та же страсть. А в далеком холодном подвале своего мозга он вычислил, что теперь с ней можно уже считаться как с некой постоянной величиной, полностью определенной в вычислениях его и Бернерса до тех пор, пока жив Сарлинг. А потом они уберут и ее. Прикидывая, как лучше подойти к «Финч энд Лайл», он почувствовал на щеке ее теплую