Крик - Антонов Виктор Акимович

несмотря на разные тут слухи, цветете, как майские розы и даже еще краше. Мне кажется, все эти невзгоды, страхи и суета вам только на пользу. Ну несомненно стали чуть строже, во взгляде озабоченность, но такая умная и интригующая.

Она бросилась нас обнимать, и видим, чуть ли не прослезилась. И все это искренне и непосредственно. Мы с Алькой, откровенно говоря, такой встречи не ожидали.

– Ну, вы тоже очень даже хорошо выглядите, только вот несмотря на курортный сезон, что-то слабо загорели, – говорит Алька.

Чайка только махнула рукой.

– Садитесь, садитесь. А почему не известили надлежащим образом, как говорит охрана?

– Решили, так будет спокойнее.

Она внимательно смотрит на нас, усмехнулась и согласно кивнула головой.

– На девушек, решивших все-таки выйти замуж за грека или турка на худой конец, вы не похожи. Тогда какие заботы? Пока мы в кабинете выкладывайте, потом поедем в кафе, поговорим.

– У меня такая забота, Полина Ивановна, – начала я. – По поводу векселя к банку «Митроль» на девятьсот миллионов. Сроки погашения прошли. Никто не подает никаких знаков, как с ним поступить. С этим векселем была такая интересная история. Но это потом.

– Скажу тебе сразу, как старый бухгалтер, не отходя от кассы. Подавай в суд иск о принудительном взыскании. Пусть вертится само собой. В соответствии с законом.

– У меня тогда все. Подробности, если хотите…

– Это ты правильно, если хотите. Верунька, мне и докладывали, и сама вижу – ты уже научилась работать самостоятельно.

– А у тебя? – говорит она Альке.

– Я с ней.

– Все понятно. Сделаем так, девочки. Сейчас поедем с вами, попьем кофе, а можем еще чего. И поболтаем. Здесь слишком душно.

Она обвела руками помещение.

Когда вышли на улицу, Чайка подошла к своему БМВ и говорит Альке:

– Поедем без водителя. Садись, Алевтина, за руль. Помню, ты хорошо водишь. А ты чего не учишься? – говорит мне.

Мы уселись, и она говорит Альке:

– Помнишь, мы с тобой в кафе ездили, за гавань. Поехали туда.

– Уже научилась, – говорю я. – Алька так меня дрессировала, просто жуть. Но вожу сейчас почти как Шумахер в детстве.

– А ты какую купила?

– Это еще отца старая «копейка». А то он уже на здоровье жаловаться стал.

– Кстати, – говорит Чайка. – Как все кончилось в прошлый раз, когда ты к нему помчалась?

– Хорошо, что быстро приехала. Он еще неделю был в больнице. А со Степкой некому. И сейчас не очень. Вот за рулем уже сама, на дачу и в магазины.

Алька быстро докатила нас до кафешки, которая мне показалась знакомой. Постройка одноэтажная, вся в зелени плюща и виноградных плетей. Хорошо, все-таки, на юге. И мы уселись за столики. И тут я вспомнила, что в этом кафе была с Олегом.

– Ну, слава богу, одни, – развела руками с усмешкой Чайка.

– И вас тоже слушают, – смеется Алька.

– Меня больше, чем других. Ведь все деньги через меня. Надоело все это, и страхи, и суета, и подозрительность.

– А взяли бы, как мы, и вернулись, – вдруг говорит Алька. – Все спокойнее. Правда, может быть, при прилете вас на час другой в обезьянник, как адвокаты нас пугали. Помните, как они о ментовской норме: двое на одну по полчаса, чтобы без ущерба для здоровья. Они, мол, знают, как это делать. Вот посмотрите на нас с Верунькой. Никаких повреждений, кроме наслаждений.

И мы дружно начали хохотать.

– Помню, помню как Деревянченко вас пугал. А ты еще соглашалась на ментов, потому что они медкомиссию регулярно проходят, а с бомжами наотрез, они не умываются. Только вот ради чего возвращаться?

– Как ради чего? Оттрахают по ментовской норме. Никаких повреждений кроме наслаждений.

– Только если ради этого, – смеется Чайка. И спрашивает: – У вас новости имеются какие-либо?

– Лично у нас ничего нового. Уже больше месяца не вызывают, будто и забыли про нас, – говорю я. – Вот только у меня был конфликт по поводу векселя, – и я рассказала ей, как все происходило.

– И после этого все затихло?

– Все тихо. Я поинтересовалась у следователя. Ведь подлинник векселя у них. Будут ли какие-нибудь вопросы? Они ответили, что банк им ответил, что у них никаких проблем, вопрос банк будет решать в установленном порядке.

– Я про то и говорю. Этот банк ментовской, так его хозяин назвал. Деньги он им дал, как он сказал, на развитие. Потом, говорит, с ними что-нибудь придумаем. Найдем схему. У нас такое бывало не раз. И он, конечно, решил бы этот вопрос. Но только он. Сама решать этот вопрос я не хочу. Помнишь, Верунька, этот случай с «Юганью»? Хорошо, что ты вовремя проявила твердость и благоразумие. Сейчас руководству двуглавому доверять нельзя. Каждый решает свои личные вопросы за счет НК. И не всегда законным путем. Те, кто в Лондоне в какой-то степени вне опасности, до них все-таки не доберутся. А вот московское руководство, помяните мое слово, будут брать, а главное – за дело, зарываться стали без хозяина. Кстати, что там у вас говорят об Охлобыстине?

– Вроде влип с каким-то фондом, с обналичкой. Это то, что мы знаем, – сказала Алька.

–У него там ряд таких эпизодов. Наверное, за ним следили. Говорят, он тебя обидел, Верунчик.

– И до Кипра дошло. И до Лондона, наверное, дошло.

– Дошло и до Лондона, – смеется Чайка. – А так вот, не обижай наших девочек. Привыкли к безответственности.

– Уж не считают ли и на Кипре и в Лондоне, что по моей протекции Охлобыстин в Тишину отправился отдыхать? – я и правда, была слегка встревожена.

– Верунчик, не волнуйся. Ты везде оставила хорошую память. И это не забывают. «А это девочка из НК, которая грека и Шныря по фэйсу»

– Полина Ивановна, – вдруг спросила Алька. – Вот вы не обижаетесь на нас, что мы не стали показывать по схеме этих адвокатов? Но ведь это действительно – самоубийство.

– Я согласна с вами. Вы, в конце концов, должны о себе думать в первую очередь. У вас дети, семьи. Какие тут могут быть претензии? А адвокаты сразу выстроили эту схему, и заверили, что они сумеют добиться такой общей картины, что виноватых совсем не будет. Но вижу, что у них это не получается, что их концепция провалилась. И я Деревянченко прямо об этом сказала. А он отвечает, что ничего не провалилось, это пока следствие. Мы свое возьмем в суде. И что я им могу ответить? Суда ведь еще не было. А вдруг, все перевернется. Мне им и ответить нечего. Да и отвечать поздно. Потому что они в этой концепции уверили остальное руководство. Эту версию подхватили все западные и наши СМИ. А сколько уже генеральных арестовали, и еще арестуют? Но у них ответ прост – это все репрессии в отношении НК. Просто рев стоит.

– Алька называет этот рев «мудовыми рыданиями».

– Очень верно, – смеется Чайка.

– Так что, теперь уже ничего сделать нельзя? – спрашиваю я.

– Мы все меры, которые возможны, пробуем. В том числе и деньги, конечно. Адвокаты нас уверяли, что у них наверху все схвачено: в Прокуратуре, в МВД. Говорю, а чего же у вас ничего не получается? Отвечают, что, мол, создана бригада для расследования дел НК, в бригаду набрали молодых следователей из провинции, они их деревенскими называют. А бригадиром назначили старого матерого волка, который за всю жизнь ни рубля не взял. У него репутация такая. И никак