Крик - Антонов Виктор Акимович

И вдруг мы обнаруживаем, что жить в таком состоянии скучно и неинтересно. Если нет каких-либо особых влечений. А у большинства из нас их нет. А Англия для нас чужая страна.

– Пожалуй, я с тобой соглашусь. И я наблюдаю очень похожие картины.

– На то ты и безопасность, чтобы смотреть.

Лобов засмеялся, покачивая головой.

– А ты наблюдательная, Полина Ивановна. Как ты бросилась грудью вперед, когда я с Корневой Вероникой решил поговорить. Между прочим, интересы службы, не более.

– Я так и поняла.

– У меня сейчас забот достаточно. Дело уголовное висит на мне. Ты же в курсе. Последствий, связанных с осуждением, я не боюсь. Никто, никогда меня не выдаст. Но осадок, конечно, остается, даже здесь на Западе. Кстати у тебя какие-нибудь новости по делу Дятлова имеются?

– Никаких. Дятлов молчит. Это точно. Иначе у хозяина были бы уже серьезные изменения. С этого дела сведения просачиваются очень скудно. Они и адвокатов и свидетелей предупредили так, как они это могут. И практически никакой утечки.

– Кстати, а ты с девочками сейчас об их позиции не говорила?

– Ни слова. Их же будут в суде допрашивать. И как повернется все, неизвестно. А вдруг их арестуют. И они тогда со страху – меня научила Чайка. А вот адвокаты могут говорить, советовать, убеждать. Кстати, Деревянченко бегает по отелю, шумит, что в суде все перевернет. Кричит – я их утоплю. Но на следствии у него плохо получилось. Кстати – это ведь ты его нашел?

– Я, конечно. Но раньше его бюро и он сам очень даже неплохо справлялись, решали дела. Мы ведь пользовались услугами его бюро по всей России. Он всегда решал вопросы успешно. Он мне сам говорил, что после того как на нас наехала демократия, адвокаты разделились на следующие категории. Законники – это те, кто защищает в соответствии с законом. Несуны – это те, которые несут следователям и судам. И пиарщики – это те, кто работают на СМИ и Страсбургский суд. Самые ничтожные – это пиарщики. Потому что наши суды на СМИ не обращают никакого внимания. А Страсбургский суд по существу не может рассматривать наши дела. И реагирует лишь на нарушение прав человека. Самое большое – штраф на РФ. Это, конечно, не результат. Это, действительно, пиар – не больше. Законникам иногда удается что-то решить и в наших судах. Ну а самые эффективные – это несуны. Вот Падалка – тот законник. Деревянченко – из несунов. Но тут у него ничего не получается.

– Вот давай его и послушаем. Что он нам пообещает. Я ему звоню.

3

Олег остановил машину у главного подъезда, и мы поднялись ко мне в кабинет, только уселись за стол, как появился Деревянченко.

Увидев Лобова, не скрывал своего радостного удивления.

– Уже вольная птица.

– Конечно, еще не Чайка, но вольная, – пошутил в ответ Лобов и продолжал. – Лондон не Москва, соблюдает закон и правила приличия. Как у тебя-то дела?

– Тебе, наверное, уже рассказали, – кивнул он в мою сторону.

– Рассказали, рассказали, – говорит Лобов. – Так что, сразу к делу, или пойдем, пообедаем?

– Давайте, мужики, вначале дело. А уж потом обедайте сколько хотите.

– Вот что значит, хозяйка, – улыбается Лобов.

Деревянченко вытащил из портфеля том дела и положил его на стол, торжественно, со значением, глядя на нас.

– Оперативно, – говорит Лобов, взяв дело и открывая первую страницу. – Обвинительное заключение.

– Оно самое, – усмехнулся Деревянченко. И добавил. – Знаете, как обвинительное заключение называют наши клиенты? Я имею в виду, подсудимые.

Он с радостной усмешкой обвел нас глазами.

– Ну-ну, – заулыбался Лобов.

– Объебон, – развел руками Деревянченко. – Объебон.

Мы невольно расхохотались.

– Однако в юморе и точности определений криминалу не откажешь, – смеялся Лобов, листая страницы. – Посмотрим, что в этом самом объебоне имеется. Представляю себе лицо нашего хозяина, когда ему вручили этот самый объебон.

– Меня вообще их язык поражает точностью и сочностью. Например, знаете, как на их языке звучит состав суда?

Мы с улыбками уставились на него.

– Значит так: судья – темнило, секретарь судебного заседания – кашолка, совещательная комната – яма, прокурор – гудок, адвокат – балаболка.

Мы с Лобовым искренне расхохотались.

– Очень жестко они вашего брата, адвоката, – смеется Лобов.

– Знаете, ничего не могу возразить. Даже не обижаюсь. Верно и по сути, для наших судов по уголовным делам. По гражданским и арбитражным делам – там положение нашего брата другое. Я как-то знакомился в суде небольшого городка Московской области с делом. Секретарь, молодая девочка, посадила меня прямо в зале суда за свободный столик. Сама сидит, напротив, вокруг стопки дел, что-то пишет. Вдруг входит молодой веселый парень и к ней.

– Привет, кашолка. Темнило в яме?

Она показывает ему рукой на дверь совещательной комнаты.

– Иди. Пока она свободна.

Парень опять, весело улыбаясь, пошел в комнату. Я с удивлением смотрю на нее. Девушка, увидев мой взгляд объясняет.

– Видите, какой радостный. За угон без цели хищения автомашины получил два года условно. Пошел у судьи приговор заверять. Она сегодня дежурная.

– А вы, я вижу, не обижаетесь такой форме обращения.

– А как я на него, дурака, могу обижаться? Я с ним в школе за одной партой несколько лет сидела. Напился балбес и захотелось покататься. А так неплохой парень.

Деревянченко кивнул головой на том с обвинительным заключением и с усмешкой говорит Лобову:

– Как в той зэковской песне: «Рыдаю над каждой страницей. И глаз не могу оторвать»

– Да вы поэт, Петр Данилович. Не ожидала.

– Это не я. Это клиенты, – и продолжал. – Ну и с чего начнем? С международного положения, или со статей уголовного кодекса.

– Если с международного положения, – говорит Лобов, листая страницы. – то утешительного мало. Шуму, конечно, много, средств Полина Ивановна не жалеет. Но нелегал уперся и никаких подвижек.

– Слушай, Олег Игоревич, – смеется Деревянченко. – А что ты его нелегалом зовешь? Ведь Сэм тебе разъяснил, что он работал легально.

– Работал-то он легально, – усмехается Лобов. – А вот на должность проник, как в тех шпионских романах – незаметно и неожиданно. И многие считают, что, в общем-то, несправедливо. Были и более весомые претенденты. К слову скажу, на мой взгляд, именно такое выдвижение на должность президента и побудило нашего хозяина решить, что и он тоже имеет право, и что и у него может получиться.

– Выходит, ирония судьбы.

– Сейчас, даже пока и не ответишь, ирония это – или рок.

– Ну, для хозяина, наверное, рок, – говорю я.

– Ничего, мы еще поборемся. – говорит Деревянченко. Самое главное все-таки суд. И я плавно перехожу к делу. Нашу задачу сейчас облегчает то обстоятельство, что Полина Ивановна к моему глубочайшему удивлению и уважению, владеет всеми материалами дела. Скажу без преувеличения, я впервые сталкиваюсь с таким феноменом. Чтобы один из моих заказчиков, имел, как мы говорим, досье, полнее, чем у многих адвокатов! Гораздо полнее. Причем если у них, как правило, только один клиент, то у нее все фигуранты дела. Поэтому скажу коротко. И без обычной в работе с клиентами лапши на уши. Дело очень и очень непростое, но, тем не менее, не безнадежное.

– Что они там собрали против хозяина, как ты сам видишь мы знаем, – говорю я. – Давай сразу к теме – что можно сделать, чтобы, как вы говорите, развалить дело.

– Самое интересное, – говорит Деревянченко, – в хозяйственных делах, что там многое зависит