Крик - Антонов Виктор Акимович

глазах, обняла нас. Растрогалась.

– Может, больше и не увидимся, девочки. В Россию я не вернусь в ближайшие годы – это точно. Да и ваши судьбы, пожалуй, посложнее, чем у меня. Не поминайте лихом, как говорится. Вот что еще, девчонки. Деревянченко и его адвокаты занимаются дочками НК, а самим хозяином Падалка и другие адвокаты, но они, конечно, в связке. И вот те адвокаты сообщили, что дело со дня на день передается в суд. Это дело по хозяину. А вот генеральных директоров будут судить отдельно. Когда дело поступит в суд, пока неизвестно.

Кипр, Чайка

Девочки вышли из машины. И вдруг вижу, что застыли как в столбняке, уставившись в сторону аэровокзала.

Я тоже вышла из машины и, бог ты мой, вижу, как к нам не спеша идет сам вице-президент НК по безопасности господин Лобов. Надо ли говорить, что я была и в изумлении и в тревоге. Я опередила девочек и сделала пару шагов ему навстречу.

– Какими судьбами! Тебе же вроде английский лондонский суд, самый справедливый в мире, не разрешал покидать пределы Англии.

– Высокий лондонский суд узнал, что на Кипр прилетели два удивительно симпатичных генеральных директора НК, и пошел мне навстречу.

Он подошел к девочкам и поцеловал руку одной, потом другой.

– У них через час самолет на Москву, – поспешно говорю я.

– Я смотрел расписание.

– Нам надо было выяснить, как быть с векселем к банку «Митроль» на девятьсот миллионов, – сдержанно говорит, как бы оправдываясь, Вероника.

– Ну, выяснили?

– Решили, что делать, – поспешно говорю я. – Вот Вероника Николаевна собирается на них в арбитраж подавать.

– Ну, так им и надо, – и, обращаясь к Веронике, говорит. – Мне с вами переговорить надо, Вероника Николаевна.

– Как бы не опоздали, – говорю я. Что-то мне тревожно стало за Веронику. Я сразу вспомнила, что она все-таки сбежала после Лондона. Чтобы там они не говорили, я им не поверила. Она все-таки сбежала. Это было очевидно. Значит, там что-то произошло.

– Ничего, успеют, – отвечает Лобов.

– Слушай, давай отойдем на минуту, – говорю я ему. Я отвела его в сторонку и спрашиваю:

– Олег, ты что затеял?

– Да ничего. Что я, не могу поговорить с генеральным директором одной из фирм НК?

– Олег, не дури. Что-то все это мне не нравится.

– Ты что, собственно, беспокоишься?

– Да времена сейчас беспокойные. Ты, конечно, имеешь право с ней поговорить, но я буду здесь ждать в машине.

– Если у тебя нет другой работы, сиди и жди.

Он взял Веронику за руку, ну прямо как родного человека, и они пошли в сторону кафе.

И тут не выдержала Алевтина.

– Если что случится, – говорит она громко. – Я тут такой шухер устрою, мало не покажется.

– Нисколько не сомневаюсь, – отвечает, не оборачиваясь Лобов. И вдруг запел. – Гулял по Уралу Чапаев герой. Он соколом рвался с полками на бой, – и помахал рукой.

– Вот, гад! – в сердцах бросила Алевтина.

– Что это он про Чапаева запел? – удивилась я.

– Юность комсомольскую вспомнил, гад.

2

Времени до вылета оставалось впритык, когда они наконец появились. И он опять вел Веронику за руку.

Девочки, подхватив сумки, бегом устремились на посадку, а Лобов сел ко мне в автомашину за руль.

– Ты водителя не вызывала?

– Я тебя ждала.

Он завел двигатель и, стремительно развернувшись, мы помчались в сторону отеля. Довольно долго молчали, потом он говорит:

– Мне из Москвы звонили. Дело хозяина назначили. Я, собственно, для этого и прилетел. Не хотелось в Лондоне все это обсуждать. Лучше среди своих.

– Мне уже тоже сообщили.

– А Деревянченко здесь?

– Здесь. Он мне и сообщил.

– Собственно нам и нужны он, ты да я. С Падалкой говорили, и он сказал, что его участие в обсуждении вопросов защиты вместе с Деревянченко нежелательно. Тот ему потом все сообщит. А мне, пока мы одни, хотелось поговорить. Ведь у тебя на руках все материалы. Молодец ты, Полина Ивановна. Очень даже профессионально. Почти как адвокат.

– Больше чем адвокат. Я еще ведь знаю то, о чем адвокаты, да и следствие и не догадываются.

Лобов засмеялся.

– Ну и как наши дела?

– Хреновы наши дела, если говорить о деле хозяина. Они ведь его с генеральными разделили. Хотя хозяин лично ничего не подписывал, у них есть схема нашей НК, структура наших подразделений, показания генеральных директоров, руководителей и работников подразделений, работников ЦБК, откуда можно сделать вывод, они его и делают, что НК это единая компания строгой подчиненности, эффективно руководимая хозяином. Официальные средства на счетах фирм, а прибыль уходила в офшор, на солнечный Кипр, на фирму Перелезина, который ее и обналичивал.

– Перелезин как там?

– Перелезин держится. Макаровский держится. А вот Вега нас крупно огорчил. С какой стати он вернулся в Россию? Ведь многое теряет. Никогда не думала, что из-за женщины кто-то в нашем мире еще способен совершать такие рискованнее глупости. Он очень многое теряет.

– У тебя были на этот счет какие-либо подозрения?

– Не поверишь. Никаких. Ну гуляли они здесь. В кафе ходили. Вот и все. Здесь ведь все под серьезным колпаком. У него, кстати, как со следствием?

– Обвинение ему предъявили, как Макаровскому и Перелезину. Но мера пресечения – подписка о невыезде с неопределенного места жительства. У тебя есть сведения, где его содержат?

– Никаких. Охраняют его добросовестно и профессионально. Наверное, ФСК. Но раз предъявили обвинение, в суд его направят, как и остальных.

– Должны, конечно. А как там далее – видно будет.

– Ну, и какие у нас надежды? Только трезво.

– Если девочки откажутся от своих показаний, глядишь и Вега – за ними. Судя по всему, он ради Алевтины на все готов. Тогда надежда появляется. Так сказал Деревянченко. Да я и сама вижу.

– Я откровенно говоря удивляюсь, как это девочки сумели додуматься до этой самой концепции защиты.

– Начнешь думать, когда петля на шее. И скамеечку из-под ног в любой момент выбьют.

– Да ты, я вижу, сочувствуешь им?

– А у меня что, сердца что ли нет? Я с ними несколько лет работала. У них дети, семьи. Сами на загляденье. И при этом исключительная порядочность. Ты же лучше меня это знаешь, как руководитель безопасности.

Лобов нахмурился и говорит так примиряюще:

– Знаю, знаю. Это я так.

Я смотрю на него, а у самой на языке так и вертится вопрос по поводу Вероники. Но вслух я все-таки говорю:

– Да и ты что-то работаешь без былого энтузиазма и дерзости. Нет, ты все делаешь правильно, но как-то без вдохновения. Неужто укатали сивку эти самые горки?

– Взрослеем. Некоторые взгляды приходится пересматривать.

– Тут ты прав. Знаешь, поделюсь с тобой, Олег, своими наблюдениями над нашими людьми, переменами которые в них происходят в последнее время, да и над собой тоже.

Наш человек, добившийся финансовой независимости, вдруг обнаруживает через энное время, что жить в таком состоянии скучно и неинтересно.

Мы, бывшие советские, привыкли жить от зарплаты до зарплаты, даже когда она была очень хорошая. Но все равно, она была нам необходима и мы были заинтересованы, чтобы она росла. И что бы там не говорили о любви к делу, работали и за это. Ну и еще интересы страны. Как не усмехались, а мы ими жили.

Сейчас многие русские здесь, в Лондоне, имеют, назовем это так, достаточный финансовый задел, надежно вложенный во что-то. И они оказались в состоянии, когда они независимы от денег. Когда их достаточно – перестаешь их