Роман без героя - Александр Дмитриевич Балашов

тяжело дышала, свесив из клыкастой пасти язык. Но ещё тяжелее, наверное, было проводнице в камуфлированном комбинезоне.

– Привет, Володь! – дружески кивнул Владимиру Вячеслав. – Версия своя есть?

Старший лейтенант Волохов хотел было заикнуться о «сером человеке», но неожиданно прикусил язык и в ответ только покачал головой.

– Да нет, Слава, пока никакой версии не созрело… Входная дверь была не взломана, открыта как бы подобранным ключом или отмычкой.

– А что украли?

– Ровным счётом ни-че-го! – резко вступил в разговор профессор, недовольный прибытием оперативников.

– Да нет, папа погорячился, – возразил Владимир. – Ноутбук отца пропал, все флэшки, которые вместе с бумагами выгребли из сейфа…

– Это можно в протокол не вносить, – перебил сына отец. – Это всё мелочи, ерунда на постном масле!

Капитан, усевшийся было за стол для составление официальной бумаги, вопросительно посмотрел сначала на отца, а потом на сына.

– Так было ограбление или нет? – хрипловато спросил он голосом уставшего от собачьей жизни человека.

– Было, было, – кивнул сын.

– Не было, – отрубил отец.

– Пальчики нужно бы снять, запахи… Ну ты, Слава, не первый год в своём отделе – знаешь, что почём.

Волохов поправил шляпу, сбившуюся на затылок и тем самым делавшая его похожим на городского сумасшедшего, похлопал капитана по плечу.

– Учёного учить – только портить! Нет заявления потерпевшего – нет и самого преступления. Тем паче, что этот непрошенный гость повесит вам, капитан, на шею ещё один очень крепенький «висяк». Кажется, так вы называете нераскрываемые преступления?

Волохов-старший бесстрашно подошёл к собаке и погладил её по шерстяной голове.

– И даже чуткий нос вашего помощника не продвинет следствие ни на полшажка. Так что, господин капитан, не было никакого ограбления. Ветер окно раскрыл, бумаги со стола слетели… А у страха, как известно, глаза велики.

Дробязко кинул вопросительный взгляд в сторону Владимира Волохова и невольно пожал плечами: мол, хозяин – барин…

– Вам виднее, господин профессор, – ответил капитан, прочитавший медную табличку на двери.

– Уверяю вас, господин сыщик, – виновато улыбнулся Игорь Васильевич, что по вине моего сына вы только потеряете своё драгоценное время. Никаких отпечатков, запахов и прочих улик Серого посланца вы всё равно не найдёте…

– Какого засранца? – не понял полицейский.

– Не засранца, а посланца, – поспешил уточнить Владимир, не на шутку опасаясь, что отца действительно примут за сумасшедшего. – Посланца криминального мира. Так папа любит фигурально выражаться…

Дробязко почесал за ухом школьной шариковой ручкой, которой собирался заполнять графы типового протокола.

– Понимаю, понимаю… То-то я смотрю, что и старомодную табличку с двери не свинтили даже в лихие девяностые. Тогда весь цветмет даже с кладбищ во вторсырьё тащили эти, как вы говорите, «посланцы-засранцы». Ум и вороватый народ ценит. Как там было-то раньше, в исторические и истерические, так сказать, времена – ум, честь и совесть. Нынче то, чего было навалом, стало вдруг дефицитом.

Проводница служебно-розыскной собаки, отпустив поводок, бросила:

– А табличку, товарищ, лучше бы убрать. Наводка для воров идеальная. Они ведь, неучи, думают, раз профессор, то и денег куры не клюют. А тут вижу, даже цыплёнку клевать особо нечего…

– Сержант Смирнова! – оборвал тётку в камуфляже старший оперуполномоченный. – Вы бы прошлись по комнатам… Так, на всякий пожарный. Авось старичок след возьмёт.

– Слушаюсь! – бросила бой-баба, резко крутанулась на каблуках и утянула за собой в другую комнату засыпающего на ходу пса.

– Спасибо, Слав, – кивнул коллеге Волохов-младший. И в этот момент за стеной подал хриплый голос старый пёс..

– Ну вот! – торжествующе встал Дробязко из-за стола. – Три раза гавкнул. Раздельно. Значит, нашёл вражину! А вы говорите, ничего не найдёте… Джим, если надо, всё найдёт. И чего отродясь в квартире подозреваемого не было. Такой вот замечательный полицейский пёс, хотя и предпенсионного возраста. Пойду пожму старику-Джиму лапу. На счастье, как говорится.

Вслед за капитаном, давшему блестящую характеристику услужливому псу, в комнату, где трижды гавкнул «старик-Джим», прошли отец и сын Волохов.

– Что обнаружили, сержант Смирнова? – строгим голосом спросил капитан Дробязко. – Докладывайте!

Три полицейских в штатском из дежурной группы, прибывшей на квартирное ограбление и старая овчарка с умным, но виноватым взглядом, застыли у манекена, который мало чем отличался от голого живого человека.

Проводница растерянно ощупывала чуть загорелое тело человеческой копии во весь рост.

– Какая-то ростовая кукла, – прошептала сержант Смирнова, вспотев от неожиданной встречи с клоном человека. – Как живой, собака!.. Гляньте, товарищ капитан! Даже на причиндалах волосинки, блин…

– А чего ж тогда вспотела и голос дрожит? – бросил капитан, разглядывая указанные ему волосинки на «причиндалах».

– А вы на рожу его пёсью взгляните!.. Так не ровён час и заикой стать можно. Собака вон хвост поджала, а Джим, сами знаете, любого головореза мордой в дерьмо укладывал…

Старший группы медленно поднял глаза вверх. Вместо лица манекен имел, можно сказать, болванку или заготовку для лица – прорезанные щелки глазниц, контуры будущего носа, лба и прямых тонких губ. Создатель манекена явно не завершил так блестяще начатую работу. Ничего ужасного в манекене не было. Но маска именно своей незавершённостью, неотёсанностью, что ли, черновыми штрихами намеченных мастером грубых черт лица искусственного клона, точной копии молодого сильного мужика, оставляли жуткое впечатление. Лицо, если так можно было назвать представшую пред глазами вошедших полицейских грубую болванку яркого серого цвета, вызывало одновременно и страх, и омерзение и, сильнейшим магнитом притягивала взгляд. Будто гипнотизировала взглянувшего на эту идеальную, словно точёную, мужскую фигуру с серым непроработанным создателем «лицом» на могучих плечах атлета. И всё бы ничего, если бы не глаза… В чёрных прорезях для глаз, которых у мужского манекена, изготовленного «один в один» из какого-то синтетического материала совершенно идентичного человеческой кожи, и таилась загадка леденящего душу ужаса. Он охватывал любого, кто набирался мужества посмотреть манекену в «лицо». В чёрных провалах глазниц угадывалась не пустота сферы, а что-то иное, осмысленное, наделённое сознанием и потому ужасное. Казалось, что не сам манекен, а кто-то, непонятным образом заползший во внутрь, прожигает вас насквозь своим чёрным, но горящим зловещим огнём взглядом.

Капитан вздрогнул и невольно сделал шаг к двери, только взглянув на ужасное лицо голого мужского манекена.

– А это что ещё за киборг? – оседая на стул, спросил полицейский.

– Манекен для отработки биотоков. Работа над ним ещё не закончена, – ответил профессор и торопливо накинул на «киборга» плотную тёмную ткань, которую, очевидно, отрабатывая свой нелёгкий кусок хлеба, зубами стащил старик-Джим.

Волохов снова хотел погладить старательного пса, но тот попятился к двери, сел у балконной двери и неожиданно для всех завыл жутко и безысходно, пугая добропорядочных соседей некогда элитного дома для номенклатуры самого высокого