1917: Государь революции - Владимир Марков-Бабкин

Кстати, надо Николая все ж таки как-то повидать, а то что же, едем в одном поезде, а видимся только за завтраком или обедом. Явно братец меня избегать стал. Ну да бог с ним.

Я сладко потянулся и зевнул. Взглянув еще раз на бумаги, нажимаю кнопку звонка.

– Вот что, полковник. Пойду-ка я вздремну. Будить через три, нет, через четыре часа, если, разумеется, до того времени не проснусь сам. Если что-то серьезное и срочное – будить! Это ясно?

– Так точно, ваше императорское величество!

Уже идя в опочивальню, размышляю над тем, где и как найти ту золотую середину между «не хотел тревожить во время отдыха» и дерганием моего драгоценного величества по всякой ерунде?

* * *

Что такое императорский обед? Это, скажу я вам, целое дело. Это завтрак я мог провести в узком кругу с Георгием, а вот обед… Обед был целой церемонией, полной государственного значения и державного величия. Нет, не в плане каких-то там немыслимых блюд или роскоши убранства, да и ели мы отнюдь не с золотых тарелок, хотя и серебряными ложками. Императорский обед событие само по себе значимое, поскольку именно в обед можно было попасть в число тех, кто удостоен чести разделить трапезу с Августейшим монархом.

Разумеется, когда дело происходило в Кремле, то люди, приглашавшиеся к моему обеду, были самыми разнообразными. Это могли быть министры и прочие сановники, это могли быть генералы, прибывшие с фронта за новым назначением, это могли быть какие-то известные или просто интересные мне люди. Например, был у меня Шаляпин, обедал я с академиком Вернадским, а Циолковский привел Георгия в совершеннейший восторг своими рассказами о космических полетах и строительстве целого флота дирижаблей.

Но это было там, на твердой почве древнего Кремля. Здесь же, в поезде, соблюдался упрощенный походный вариант царской трапезы, хотя сам императорский обед конечно же никто не отменял. Просто проходил он в более узком составе, и, разумеется, пригласить я мог лишь тех, кто был со мной на «борту».

Ввиду траурного статуса нашей поездки особого веселья не наблюдалось, господин Суворин, обычно радовавший общество занимательными историями из репортерской или издательской жизни обеих столиц, все больше отмалчивался. Да и остальные были весьма сдержанными в речах и эмоциях. Николай был просто мрачен, его ненаглядная Аликс сидела с явной печатью осуждения всех и вся вокруг нее, которую она пыталась замаскировать жалобами на мигрень.

Не радовал общественность и новый министр Императорского двора и уделов. Генерал от инфантерии барон Меллер-Закомельский и так имел сложные отношения с окружающей великосветской тусовкой, а тут он еще и оказался возвращен из опалы, в которую его отправили при Николае. Что, естественно, не добавляло позитива в их персональные взаимоотношения.

И лишь генерал Брусилов чувствовал себя прекрасно, буквально лучась от удовлетворения и внутреннего самодовольства. Еще бы! Ведь он первым в числе двух генералов в России, кто был пожалован чином генерала империи – новым чином, который был введен мной буквально сегодня. Это была своего рода взятка высшему генералитету, поскольку я реформировал старый чин генерала-фельдмаршала, разделив этот фактически почетный чин на два – генерала империи и генерала-фельдмаршала империи. И если последний чин был все так же почетным званием, а не чином, то вот генерал империи превращался в чин реально достижимый, а это было весьма немаловажно. Дело в том, что практически весь высший генералитет был в Табели о рангах ограничен лишь вторым классом, поскольку генерала-фельдмаршала никому по факту не давали. Во всяком случае, на 1917 год не было ни одного живого реального генерала-фельдмаршала. Да и в целом ограниченность всей системы генералитета лишь тремя чинами создавала проблему того, что полными генералами были и командующие армиями, и командующие фронтами, и даже некоторые командующие армейскими корпусами, что создавало причудливые перекосы и неразбериху, особенно с учетом сложной системы старшинства по производству в чин. Во время той же Великой Отечественной в РККА было три генеральских и добавочно три маршальских звания. В общем, запруду полных генералов я приоткрыл, перспективу им обозначил и даже два производства в новый чин произвел. И если генерал Юденич сидел тихо и «не отсвечивал», то вот Брусилов явно чувствовал себя сегодня именинником и болтал без умолку. Что ж, уверен, что у него сегодня прибавилось недоброжелателей, мечтающих подставить баловню судьбы подножку. Сам же Брусилов наоборот мечтал отплясывать на могилках тех, кто радовался его временной опале.

Что ж, посмотрим, как будут развиваться события. Не исключено, что моя милость перетянет Брусилова в мой лагерь, ведь он человек болезненно честолюбивый и буквально мечтал о почете и признании его военного гения. Ну, а если наш новоиспеченный генерал империи уж слишком начнет играть в игры, недозволенные мной, то что ж, еще много всяких террористов бродит по России, так что исключать новый трагический эпизод совершенно невозможно, как и государственные похороны героя в связи с этим.

Был у меня еще один человек, который вызывал бешеную зависть и ярую ненависть не только всего двора, но и всего высшего света. И был таким человеком мой министр информации господин Суворин. Вернее, это я его так именовал для себя, ведь формально он был лишь главноуправляющим Министерства информации. Все дело в том, что, в отличие от большинства чиновников и прочих государственных людей, господин Суворин ни одного дня не провел на госслужбе и был призван мной сначала на пост директора РОСТА, а затем уже и в Министерство информации. И назначая Суворина директором РОСТА, я сразу присвоил ему гражданский чин действительного статского советника, что равнялось четвертому классу в Табели о рангах и соответствовало армейскому генерал-майору. Такой головокружительный взлет карьеры не мог не взволновать великосветско-чиновничью тусовку, а уж когда Суворин стал главноуправляющим Министерства, да еще и оказался у меня в явном фаворе… Ведь совершенно ясно, что если новый фаворит не оступится (или если ему не подставить ногу), то буквально через год он вполне может стать уже тайным советником и полноценным министром, а это, извините, совсем другой расклад и влияние.

Насколько мне было известно в этой тусовке у него было три прозвища: Бориска, Фаворит и банальное Выскочка, и сравнивали его с головокружительно взлетевшим из грязи в светлейшие князи Алексашкой Меншиковым. И многие ждали, что Суворин закончит так же, как и в свое время Меншиков, то есть в нищете, в опале и в Сибири. Но, как бы то ни было, если основная братия его люто ненавидела, то другая, пусть малая, но уже весомая часть тусовки, из числа молодых и еще не нашедших себе серьезного лидера, стала спешно ориентироваться на новую восходящую звезду в державной политике. Таким образом вокруг меня явно формировалась еще одна группа влияния, и я, во всяком случае пока, неофициально стимулировал развитие и укрепление позиций этой группы. Добавьте сюда еще группировку стремительно возвысившегося генерала Маниковского, и картина бурных интриг вокруг меня предстанет во всей красе.

* * *

– Ты желал меня видеть?