Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Кан обдумала это.

– Значит, в исламе вы верите в возвращение душ? Что мы проживаем много жизней и перерождаемся?

Ибрагим отхлебнул зелёного чая.

– В Коране сказано: «Бог порождает существ и возвращает их назад вновь и вновь, пока они не вернутся к нему».

– Вот как! – Кан посмотрела на Ибрагима с интересом. – В это верим и мы, буддисты.

Ибрагим кивнул.

– Суфийский наставник, у которого я учился, шариф Дин Манери, говорил нам: «Не сомневайтесь: что бы вы ни делали, и вы, и я уже делали это в минувшие века, и каждый из нас уже достиг определённой вехи своего существования. Ничто ни для кого не впервые».

Кан уставилась на Ибрагима, отрываясь от стены и подавшись к нему. Она деликатно кашлянула.

– Я помню обрывки этих ночных хождений, – призналась она. – Я часто кажусь себе кем-то другим. Чаще всего это молодая женщина… королева какой-то далёкой страны, попавшая в беду. Мне кажется, это было очень давно, но всё так смутно. Иногда я просыпаюсь с ощущением, что прошёл год или того больше. Затем я полностью погружаюсь в этот мир, и всё ускользает сквозь пальцы, и я не могу вспомнить ничего, кроме отдельных образов, как сон или иллюстрацию в книге, но менее целостную, менее… Простите. Не выходит объяснить.

– У вас получилось, – сказал Ибрагим. – Всё более чем понятно.

– Мне кажется, я знала вас, – прошептала она. – Вас, и Бао, и моего сына Ши, и Пао, и некоторых других. Я… Знаете это чувство, когда кажется, будто всё, что сейчас происходит, уже происходило раньше, в точности так же, как теперь?

Ибрагим кивнул.

– Я тоже это чувствую. В Коране также сказано: «Я говорю вам: истинно то, что души, познавшие близость, ещё сольются в родстве, хотя и встретятся с новыми лицами и под новыми именами».

– Неужели? – воскликнула Кан.

– Да. А в другом месте сказано: «Тело отваливается, как панцирь краба, и тогда образуется новое тело. Человек – это всего лишь маска, которую на время примеряет душа, отнашивает свой срок, а затем сбрасывает и вместо неё надевает другую».

Кан, разинув рот, смотрела на него во все глаза.

– Я с трудом могу поверить в то, что слышу, – прошептала она. – Никому я прежде не могла рассказать этого. Меня считают сумасшедшей. Теперь меня называют…

Ибрагим кивнул и отхлебнул чаю.

– Я понимаю. Но мне интересны подобные вещи. Меня и самого посещали определённые… предчувствия. Может, попробуем тогда ввести вас в «состояние» и посмотрим, что нам удастся узнать?

Кан решительно кивнула.

– Да.

Он потребовал полной темноты, и они устроились на скамье под окном, в зале для визитов, наглухо закрыв ставни и двери. На низком столике горела одинокая свеча. В стёклах его очков отражался её огонек. Домочадцам было наказано молчать, и до них доносился еле слышный собачий лай, стук колёс повозок, общий гул города вдалеке.

Ибрагим взял вдову Кан за запястье, не сжимая, холодными и лёгкими пальцами нащупывая её пульс. От этого прикосновения пульс ускорился. Он, конечно, тоже это почувствовал, но сказал ей смотреть на пламя свечи и заговорил, по-персидски, по-арабски и по-китайски, нежным распевным шёпотом без акцента. Она никогда не слышала такого голоса.

– Вы ступаете по прохладной утренней росе, вам спокойно и хорошо. В сердце пламени мир раскрывается подобно цветку. Вы вдыхаете его аромат, вдыхаете медленно, и медленно выдыхаете. Все сутры говорят через вас в этот цветок света. Всё сосредоточено и омывает ваш позвоночник, подобно приливу. Солнце, луна и звёзды на своих местах, вращаются вокруг нас, держат нас вместе.

И он продолжал бормотать, пока пульс Кан не выровнялся на всех трёх уровнях: текучий, неглубокий пульс, глубокое и расслабленное дыхание. Ибрагиму казалось, что она на самом деле покинула комнату через портал пламени свечи. Никогда ещё никто не покидал его так быстро.

– Теперь, – продолжил он, – вы путешествуете в мире духов и наблюдаете все свои жизни. Скажите мне, что вы видите.

Её голос звучал звонко и нежно, так непохоже на её обычный голос.

– Я вижу старый мост, древний мост над пересохшей рекой. Бао молод и одет в белую мантию. За мной по мосту идут люди, направляясь… в какое-то место. Старое и новое.

– Во что одеты вы?

– В длинное… платье. Похожее на ночную сорочку. Тепло. Люди окликают нас, когда мы проходим мимо.

– Что они говорят?

– Я не понимаю.

– Повторяйте за ними звуки, которые они издают.

– «Ин ша ал ла. Ин ша ал ла». Какие-то люди верхом на лошадях. О, вы тоже здесь. И тоже молоды. Они чего-то требуют. Люди кричат. Всадники приближаются. Стремительно приближаются. Бао предупреждает меня…

Она содрогнулась всем телом.

– Ах! – воскликнула она своим обычным голосом.

Её пульс забился в заполошном ритме, напоминая стук вращающегося веретена. Она с силой встряхнула головой и посмотрела на Ибрагима.

– Что это было? Что случилось?

– Вас здесь не было. Вы перенеслись в другое место. Вы что-то помните?

Она покачала головой.

– Лошадей?

Вдова Кан прикрыла глаза.

– Лошади. Всадники. Кавалерия. Я попала в беду!

– Хм, – он выпустил её запястье. – Очень может быть.

– Но что случилось?

Он пожал плечами.

– Возможно… Вы говорите… нет, вы уже отвечали, что нет. Но ваша душа хунь в своём путешествии, похоже, слышала арабский язык.

– Арабский?

– Да. Это распространённая молитва. Многие мусульмане читают её на арабском, даже если это не их родной язык. Но…

Она содрогнулась.

– Я хочу отдохнуть.

– Конечно.

Она подняла на него взгляд, и её глаза наполнились слезами.

– Я… может ли это… но почему я… – она покачала головой, и слёзы потекли по щекам. – Не понимаю, почему это происходит!

Он покивал.

– Мы редко понимаем причины происходящего.

Она отрывисто хохотнула одним коротким «Ха!» и добавила:

– Но я хотела бы разобраться.

– Я тоже. Поверьте, ничто не доставило бы мне большего удовольствия. Тем более что мне редко выпадает такая возможность.

Он чуть улыбнулся, или скривил губы в гримасе, делясь с ней своим сожалением. Момент взаимопонимания и разделённого разочарования в том, как мало они понимают.

Кан глубоко вздохнула и встала.

– Я благодарна за ваше участие. Надеюсь, вы ещё придёте?

– Разумеется. – Он тоже встал. – Я к вашим услугам, госпожа. У меня есть чувство, что это только начало.