Годы риса и соли - Ким Стэнли Робинсон

Циньу тоже был здесь, как и всегда, волочил за собой удочку и бамбуковую корзину. Увидев её, он просиял и показал ей свой улов. Он сел рядом с ней, и они смотрели, как течёт мимо широкая бурая река, блестящая и плотная. Он удил рыбу, она сидела и наблюдала.

– У тебя хорошо получается, – заметила она, глядя, как он закидывает леску в поток.

– Меня отец научил, – ответил он и добавил через некоторое время: – Я скучаю по нему.

– Я тоже, – и продолжила: – Ты думаешь… Интересно, что бы он сказал…

Снова пауза.

– Если мы переедем на запад, ты поедешь с нами.

Она снова пригласила Ибрагима, и, когда он вернулся, Пао провела его в приёмные покои, которые, по наказу вдовы, были заставлены цветами.

Он стоял перед ней, склонив голову.

– Я стара, – сообщила она ему. – Я уже прошла через все жизненные стадии[30]. Я – женщина, которая пока не мертва. Я не могу повернуть время вспять. Я не могу подарить тебе сыновей.

– Я понимаю, – тихо ответил он. – Я тоже стар. И всё же прошу вашей руки. Не ради сыновей, а ради меня.

Она посмотрела на него оценивающе, и её румянец стал ярче.

– Тогда я согласна.

Он улыбнулся.

После этого дом словно закружило в вихре. Слуги, хотя и скептически отнеслись к этому альянсу, тем не менее работали дни напролёт, не покладая рук, чтобы успеть всё подготовить к пятнадцатому дню шестого месяца, дню летнего солнцестояния, считавшемуся благоприятным временем для начала путешествия. Старшие сыновья брака, разумеется, не одобряли, но всё же собирались присутствовать на бракосочетании. Соседи были шокированы, потрясены сверх всякой меры, но, поскольку их никто не приглашал, никак не могли выразить своего протеста Кан и её домочадцам. В храме сёстры вдовы поздравили её и пожелали всего наилучшего.

– Ты можешь передать мудрость Будды хуэям, – сказали они ей. – От этого всем будет большая польза.

И они сыграли небольшую свадьбу, на которой присутствовали все сыновья вдовы Кан, и только Сих пребывал в непраздничном настроении, продувшись всё утро у себя в комнате, о чём Пао решила не сообщать хозяйке. После церемонии, прошедшей в саду, спустились к реке, и хотя гостей было немного, среди них царило решительное веселье. После этого стали собирать вещи, а мебель и товары погрузили в повозки, которые отправятся либо в их новый дом на запад, либо в сиротский приют, основанный в городе при поддержке Кан, либо её старшим сыновьям.

Когда всё было готово, Кан на прощание обошла дом, останавливаясь, чтобы посмотреть на пустые комнаты, ставшие теперь непривычно маленькими.

Наконец она вышла из дома и села в паланкин.

– Ничего уже нет, – сказала она Ибрагиму.

Он вручил ей подарок, яйцо, выкрашенное в красный: счастье в новом году. Она склонила голову. Он кивнул, и по его команде их маленький обоз тронулся в путешествие на запад.

Путешествие заняло больше месяца. Дороги и тропы, которыми они ехали, были сухими, и задержек в пути не возникало. Отчасти это объяснялось тем, что Кан предпочла ехать в повозке, а не в паланкине или кресле поменьше. Поначалу слуги решили, что это решение вызвало разлад между молодыми, поскольку Ибрагим перебрался в крытую повозку вместе с Кан, и всем были слышны их споры, длившиеся порой целыми днями. Но как-то раз Пао подошла достаточно близко, чтобы уловить смысл их беседы, и вернулась к остальным с облегчением.

– Они всего лишь спорят о религии. Что за пара мыслителей.

Успокоившись, слуги продолжили путь. Они достигли Кайфына, где остановились у мусульманских коллег Ибрагима, а оттуда тронулись дорогами, идущими параллельно реке Вэйхэ, на запад до Сианя в провинции Шэньси, затем через суровые перевалы в засушливых холмах до Ланьчжоу.

Когда путешествие подошло к концу, Кан была потрясена до глубины души.

– Я и не подозревала, что мира так много, – говорила она Ибрагиму. – Так много Китая! Так много рисовых и ячменных полей, так много гор, пустынных и диких. Мы, наверное, объехали уже целый мир.

– Едва ли сотую его часть, если верить морякам.

– Эта диковинная страна такая холодная и сухая, пыльная и бесплодная. Как мы будем содержать здесь дом в чистоте и тепле? Жить здесь будет всё равно что в аду.

– Ну, так уж и в аду.

– Неужели это действительно Ланьчжоу, знаменитая западная столица? Вот эта крошечная, бурая, продуваемая ветрами деревня из глинобитного кирпича?

– Да. И она, на самом деле, довольно быстро растёт.

– И мы будем здесь жить?

– У меня остались связи и здесь, и в Синине, что немного дальше на западе. Мы можем обосноваться в любом из этих мест.

– Я хочу взглянуть на Синин, прежде чем мы примем решение. Он не может быть хуже этого.

Ибрагим ничего не сказал и только приказал их небольшому обозу трогаться дальше. Минуло ещё несколько дней пути. Шёл седьмой месяц года, а над головой почти каждый день сгущались грозовые тучи, так и не проливаясь дождём. Под низкими небесами увядшие холмы, покрытые трещинами, казались ещё более неприветливыми, чем прежде, и за исключением нескольких центральных низин, орошаемых ярусами вдоль длинных и узких долин, вокруг больше не было видно земледелия.

– Как здесь живут люди? – спросила Кан. – Чем они питаются?

– Пасут овец и коз, – ответил Ибрагим. – Иногда разводят крупный рогатый скот. К западу отсюда так происходит повсюду, по всему засушливому сердцу мира.

– Удивительно. Мы словно переместились назад во времени.

Наконец они въехали в Синин, очередной небольшой городок, обнесённый глинобитными стенами и приютившийся под изломанными горными склонами в высокой долине. Ворота охранял гарнизон имперских солдат, а под городскими стенами стояли наспех сколоченные новые деревянные бараки. Большой караван-сарай пустовал, время года было уже позднее для начала путешествий. Чуть дальше, используя ту ничтожную энергию, что давала река, работали станки и печи нескольких металлургических цехов, обнесённых стенами.

– Уф! – фыркнула Кан. – Не думала, что Ланьчжоу можно превзойти, но, видимо, я ошибалась.

– Не торопись принимать решение, – попросил Ибрагим. – Я хочу, чтобы ты увидела озеро Цинхай. До него осталось совсем немного.

– И там-то мы точно свалимся с края земли.