Тощие ножки и не только - Том Роббинс

И так далее в том же духе. Не в силах больше слышать эту чертовщину, испуганный охранник суеверно стиснул в руке нательный крестик и поспешно слинял на улицу.

И так далее в том же духе, а в нескольких кварталах от «И+И» Раковину и Раскрашенный Посох притянуло к заржавленной оконной решетке. Как будто в воздухе был разлит волшебный магнетизм.

И так далее в том же духе. Пока новенькие туфельки Эллен Черри не устремились в плавание по реке жизни в самой гуще слепого буги-вуги головастиков.

* * *

В списке величайших изобретений человечества зеркало занимает одну из верхних строчек. Хотя, сказать по правде, чтобы его изобрести, не требовалось быть семи пядей во лбу. Ведь что такое, в сущности, зеркало, как не продолжение водной глади пруда, с той лишь разницей, что оно лучше отполировано и при желании его можно перенести с места на место. Однако если учесть, что три миллиона душ, что населяют сегодня наш глиняный шарик, заглядывают в него так часто и с такой надеждой, словно это некое всесильное божество, способное одарить нас своей милостью либо лишить таковой; если учесть, что большинство тел поглощают свет, в то время, как зеркало отражает его миру (то есть оно на мгновение хватает его, однако без излишней волокиты тотчас выпускает на волю); если учесть, что оно раскрывает нам, пусть поверхностно и всего лишь на считанные мгновения, нашу индивидуальность, которую мы с такой готовностью уступаем заповедям государственной машины и ее суровых богов; если учесть, что зеркало неизменно дает нам повод кого-то любить, а кого-то ненавидеть, то выходит, что в списке величайших изобретений человечества зеркало стоит выше, чем термос, хотя и не так высоко, как доставка заказов в гостиничный номер.

– Как я понимаю, сэр, – произнес(ла) Жестянка Бобов, обращаясь к Зеркалу, – угол отражения всегда равен углу падения. Но почему? Вы не могли бы мне это объяснить?

– ?ьтинсяъбо отэ енм…

– И еще одна вещь, мсье Зеркало, – продолжал(а) Жестянка. – Поскольку вы отражаете хаос и отсутствие порядка столь же объективно и непредвзято, что и упорядоченность, поскольку вы, во всем его разнообразии, отражаете все то новое, что традиционные институты человечества призваны подавлять или замалчивать, можно ли сказать, что вы проводник истины? Нет-нет, мне прекрасно, известно, что к вашим услугам прибегают фокусники и трюкачи, но тем не менее, как мне кажется, ваша сильная сторона – это не знающая никаких компромиссов правдивость. И если люди возводят разного рода институты лишь с той единственной целью, чтобы заточить в них необузданные стороны своей натуры, то не призваны ли вы, зеркала, служить своего рода отверстиями в их стенах? Нельзя ли вас уподобить указателям, что направлены прочь от рациональности и стандартизации? Потому что вы, ребята, показываете все – и хорошее, и дурное, красоту и уродство, гармонию и беспорядок – и все одинаково четко и беспристрастно. Или же я неправильно истолковываю вашу позицию, делая из вас разоблачителей, в то время как вы просто пресыщены? Нет-нет, сэр, в любом случае у меня и в мыслях нет вас обидеть…

– ьтедибо сав тен хялсым в и…

Нет, совершенно безнадежно – пытаться поддержать благопристойную беседу с Зеркалом. Что ему ни скажи, оно просто вернет вам ваши собственные слова.

Данное Зеркало – мутное и поцарапанное, приставленное к сырой стене подвала собора Святого Патрика – когда-то было частью интерьера мужского туалета по соседству с апсидой. В лучшие свои дни оно успело подержать в своих плоских руках не одно знаменитое лицо. Политики, магнаты, бродвейские звезды. Джон Кеннеди, Трумен Капоте, Рудольфо Валентине и бессчетное множество других, не менее знаменитых или могущественных. И вот теперь, увы, в нем отражалась жестянка с бобами. Причем жестянка, явно немало хлебнувшая на своем веку, – побитая, покореженная железяка с которой, словно обтрепанные края острот комика в дешевом ревю, лохмотьями свисали обрывки этикетки.

Консервная банка не могла видеть себя в зеркале без содрогания, однако не подала виду. Наоборот, со стороны могло показаться, что он(а) пребывает в лучшем своем настроении. Причина столь возвышенного состояния духа, несмотря на ужасающий внешний вид, была проста. Жестянке было известно, что существуют четыре или пять портретов его(ее) персоны – великолепных, выполненных маслом портретов, – на которых он(а) запечатлена во всей своей ныне утраченной красе.

– Какая еще консервная банка удостоилась такой чести – навечно остаться на холсте в назидание потомкам? – риторически вопрошал(а) Жестянка Бобов. – И пусть мой портрет скромен, пусть ему недостает традиционного для портретной живописи лоска – оно даже к лучшему. Я – современный, пролетарский образ, и вполне естественно, что меня изобразили в резкой, модернистской манере.

После того как Жестянка Бобов узнал(а) о существовании своих портретов, он(а) время от времени наведывалась к Зеркалу, хотя до этого вообще избегал(а) своих отражений.

– Не важно, что жизнь так жестоко потрепала меня, – говорил(а) он(а) зеркалу. – Теперь мой образ запечатлен в вечности.

А поскольку он(а) отличался(ась) чувствительной натурой, то обычно добавляла:

– Так что, приятель, выше нос и наплюй на царапины. Кто знает, может, в один прекрасный день и ты воскреснешь к новой жизни – причем самым неожиданным образом.

Как и Ложечка, Жестянка Бобов был(а) склонен(на) полагать, что решение Эллен Черри снова взяться за кисть свидетельствовало о некоем внутреннем озарении, о некоем предчувствии.

– Если мы не можем обратиться к мисс Чарльз, – говорила она, – тогда нам вообще больше не к кому обратиться.

Лишь Грязному Носку все было до фени. Лично ему было глубоко наплевать на то, что Эллен Черри снова занялась живописью, а также на рассказы Ложечки о том, как хозяйка брала ее в руки, как разглядывала, как в недоумении хмурила лоб.

– Эта дуреха немного того, с приветом, – заявил Грязный Носок. – Художники все немного того, с приветом.

Обыкновенно Жестянка Бобов пустился(ась) бы в пространные рассуждения о том, какие они нечеткие, границы между гениальностью и безумием, – в некотором смысле такие же нечеткие, что и те, что стали причиной конфликта на Ближнем Востоке. Однако сегодня он(а) изрек(ла) следующее:

– С другой стороны, я, как ни стараюсь, отказываюсь понять, почему наши уважаемые лидеры упорствуют в своем мнении, будто помощь со стороны людей для нас желательна или необходима. При всем моем уважении к мисс Чарльз или мистеру Норману я никак не могу взять в толк, почему после того, как мистер Посох отыскал для нас выход к морю…

– После того, как Посох отходил этого торчка по заднице, старикан тоже откалывает номера, будто у него шарики за ролики заехали…

Обыкновенно Жестянка Бобов посокрушался(ась) бы насчет жуткого сленга, на котором привык изъясняться Носок, указав на то, что внутри Посоха нет никаких шариков и тем более роликов и потому им заехать друг за друга никак нельзя, на что Грязный Носок наверняка бы ответил «Это еще как сказать».