Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени - Дмитрий Михайлович Абрамов

есть эпоха катаклизмов вовсе не была подготовлена событиями предыдущих десятилетий, а была принесена извне. (Костомаров Н. И. Смутное время Московского государства в начале XVII века: исторические монографии и исследования. кн. П. СПб. 1904.).

С таким взглядом полностью согласен и Д. И. Иловайский. В своей работе «Смутное время Московского государства» он прямо называет виновниками кризиса поляков и иезуитов. Смута в его представлении – «адский замысел против Московского государства» (Иловайский Д. И. Смутное время Московского государства. М. 1894, С.3.). Самозванство он представляет как главную черту времени, а «заводчики» ее в России – Мнишики, Вишневецкие и Сапеги. «Идея самозванства витала в воздухе – как внутри Московии, так и за ее пределами».

Другое кардинальное отличие концепции Костомарова – это утверждение, что Смута ничему не научила русское общество. «Чаще всего в истории за потрясениями такого рода следовали важные изменения в политическом, общественном и нравственном строе той страны, которая их испытала. Наша смутная эпоха ничего не изменила, не внесла в государственный механизм, в строй понятий, в быт общественной жизни, в нравы и стремления… Таким образом, рассмотрев разные стороны русской жизни, мы приходим к заключению, что смутная эпоха не произвела коренного переворота во внутреннем мире исторической жизни русского народа и русской земли…» (Костомаров Н. И. Указ. соч. С.779.). Тезис этот довольно спорный, однако же внешние влияния (им уделял особое внимание и С. Д. Шереметев) в эпоху Смуты интересовали многих исследователей (в частности, И. С. Беляева).

Ближе всех к пониманию и изучения событий Смутного времени с позиций, близких С. Д. Шереметеву, стоял К. Н. Бестужев-Рюмин – автор «Русской истории». Одна из глав этой работы была посвящена проблемам рассматриваемой эпохи (Бестужев-Рюмин Н. К. Русская история, гл.10 «Обзор событий от смерти царя Ивана Васильевича до избрания на престол Михаила Федоровича Романова» Журнал Министерства народного просвещения, 1887, №№ 7,8.). Исходя из представлений о закономерности кризиса конца XVI – начала XVII вв., автор пишет: «…в беглецах в пограничную Северскую землю и в казаках разных наименований… было уже готовое войско… Новый порядок только еще создавался в русской земле, еще не примирились с ним окончательно те, кто не успел забыть старого… боярство ожило в своих надеждах ввиду возможного пресечения династии… В старых вечевых городах… ожили старые предания… Правительство Годунова было непрочно, выбор Годуновых на царство хотя и свершился в самых торжественных формах, но в полную искренность выбора едва ли многие верили…» (там же, с. 94.). Наряду с внешними факторами (благодаря особым отношениям с Польшей, Швецией и Австрией) была создана взрывоопасная ситуация, «…но для успеха всех этих разнообразных стремлений… необходимо найти общее знамя. Таким знаменем мог стать только представитель старой династии…» (там же, с.95.).

Бестужев-Рюмин выдвигал на передний план две основные, на его взгляд (а также и на взгляд С. Д. Шереметева), проблемы в исследовании эпохи – события 1591 года в Угличе, а также связанный с ними вопрос о происхождении и личности Димитрия (самозванца?).

В неопубликованной статье «О задачах русского историка» в числе других проблем отечественной истории, требующих разработки, он называл «уяснение личности Лжедмитрия I и установление его подлинности, так как под наслоением клевет, подтасовок, подлогов, скрывается тайна, освещающая весь последующий период нашей истории» (Шереметев С. Д. О задачах русского историка, РГАДА. Ф. 1287. Оп.1.Д. 4323.).

С. Ю. Витте в своих воспоминаниях пишет: «11 декабря 1891 года. Заезжает ко мне граф Сергей Шереметев… сообщает о занимающем его теперь разыскании исторических документов, доказывающих, что Самозванец был не Лжедмитрий, а настоящий царевич. Со стороны графа Шереметева подобное исследование может быть неуместно». Действительно, не один Витте считал труды графа «наскоками дилетанта на русскую историю», но интерес к определению личности Лжедмитрия проявляли Петр I и Екатерина II, Николай I и Александр III. Еще в XVIII веке историк Герард-Фридрих Миллер считал Лжедмитрия истинным Дмитрием, но говорил: «Я не могу высказать свое убеждение в России…» (Русская старина. 1897. Т.XVIII. С.320.).

В 1823 году Н. М. Карамзин сообщил М. П. Погодину только что сделанное им открытие… Это открытие должно было разрушить установившееся понятие об убиении царевича Дмитрия по приказанию Годунова (Карамзин Н. М. Воспоминание о поездке в Троице-Сергееву Лавру. М. 1825. С.235.). Но, по выходе очередного тома «Истории государства Российского», М. П. Погодин, как и все остальные читатели, прочитал официальную версию событий в Угличе. (Необходимо заметить, что труды писателя и историка М. П. Погодина оказали заметное влияние на формирование исследовательского метода графа Шереметева. Вслед за Михаилом Петровичем граф на многие исторические процессы и события смотрел сквозь призму субъективных причин. Если Погодин реформы Петра I объясняет, как отдаленное следствие гибели царевича Дмитрия, то вслед за ним и Шереметев считает, что история – «целый курс психологии в лицах».) Не имел твердой точки зрения на личность Лжедмитрия и Н. И. Костомаров. В 1864 году он писал: «У нас общепринятое мнение о самозванце есть то, что он был чернец Чудова монастыря Гришка Отрепьев. Между тем, до сих пор остались неразобранными, неисследованными и непроверенными места из источников, на которых основано это мнение». (Костомаров Н. И. Кто был первый Лжедмитрий? СПб. 1864. С. 1.).

Так случилось, что человек, известный в истории как Лжедмитрий I, практически не оставил после себя ни вещественных, ни документальных следов. Сохранился синодик Макарьевского Унженского монастыря, где в списке царей между царем Федором Ивановичем и Михаилом Романовым помещено имя инока Леонида, хотя в том же синодике для иноков было выделено особое место. (РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 4449. Л. 41.).

В архиве Ватикана хранилось донесение папского нунция К. Рангони о личности появившегося претендента на престол. Впоследствии оно бесследно исчезло. Но осталось мнение епископа Арсения Елассонского: «Царь этот, будучи образованным и мудрым, мудро управлял и царствовал, подражал царям, прежде него бывшим, и в особенности стремился, чтобы превзойти их во всяком царском деянии и успехах, полюбив, однако, более славу человеческую, нежели славу Божию». (Там же. Л. 1.).

А что же граф Шереметев? В Российском государственном архиве древних актов хранятся его неопубликованные работы «Угличское событие», «Море Студеное», «Расстрига». Эти работы, а также переписка графа с Александром и Николаем Барсуковым, К. Н. Бестужевым-Рюминым и другими единомышленниками дают возможность попытаться в полной мере оценить новизну научного метода исследователя. Он в процессе работы обращался за помощью в архивных розысках к Н. К. Никольскому – одному из крупнейших исследователей истории монастырей, в том числе Севера России, автору книги «Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство во