Ретенция - Илья Мартынов

– Доброе утро, хватит нежиться как лялька в кроватке, – шепчет она.

– Ни хочу, дай ещё поваляться в кроватке, – отшучиваюсь я, зажмурив глаза.

– Трэй… – она выдерживает паузу.

– Да? – я продираю глаза и через щёлочки смотрю на красную тканевую обивку роскошного коридора.

– Я бы так хотела будить тебя каждое утро.

Верчусь в постели, чтобы развернуться к ней. Золотинки с изумрудным отливом на сине-серой радужке окружат зрачок её глаз, наполненных грустью, тоской и, наверное, ещё страхом.

– Так будет, – всё, что я могу ответить. Я целую её в лоб. Какое-то время мы лежим, прижавшись головами друг другу. Затем невидимая внутренняя сила заставляет нас почти одновременно выползти из-под одеяла, молча встать и одеться.

– Как думаешь, сколько сейчас времени? – она спрашивает у меня, разжёвывая немного почерствевший со вчерашнего дня ломоть хлеба от сэндвича.

– Восемь или девять, наверное. А что?

– Да, думаю сколько мы прошли уже. И сколько ещё предстоит.

– Я думаю, что мы должны сегодня выбраться наружу.

– Это бесспорно! Ещё ночи здесь я не выдержу.

В этот момент я понимаю, что Раварте снились кошмары. Она боится замкнутых пространств, но ни за что в этом никому не признается. Она же сестра Тода.

Кеды утопают в ковролине, при каждом подъёме приятно отпружинивая вверх. Сперва мы идём неспешно, но постепенно ускоряемся. Моя голова вертится по сторонам, глаза всё ещё не могут привыкнуть к роскоши вокруг. Постаменты с бюстами учёных и философов сменяются картинами. Видно, что они совсем старые, может, даже совсем старинные. Сколько им веков? Есть ли им цена в современном мире?

Я останавливаюсь у одной из них. Она квадратная, совсем небольшая, притягательная. Портрет. Женщина с золотистыми кудряшками, обрамляющими круглое лицо. Поджатые губы заставляют сразу же ощутить строгость лица. В нём нет злости или надменности, только чистая, честная собранность.

В подписи на квадратной раме значится: «Извлечено из коллекции Национальной галереи искусства Вашингтон. Образцы ДНК, обнаруженные в толще полотна, соответствуют авторству Л. Да Винчи».

Мы переглядываемся с Равартой.

– Ты знаешь, что это за художник? – спрашиваю я.

– Кажется, я немного слышала в школе о нём. Фамилия запоминающаяся.

– И я. Мы как-то ходили с Кристини в галерею искусств. И там, кажется, висела эта же картина. Но правда теперь я не уверен, что там подлинник. Наверное, это настоящая.

Моя рука тянется к полотну. Едва я касаюсь пальцем потрескавшейся части глади картины как получаю шлепок по руке от Раварты.

– Ауч! Ты чего?! – возмущаюсь я.

– Ты обалдел? Этой картине уже ни одна сотня лет, а ты лапаешь руками.

– Да я только легонько, одним касанием, хотел понять – настоящая она или нет.

– А ты прям эксперт?! Да?

– Ну чего ты завелась. Больше не буду…или, может, ты ревнуешь к женщине на картине? Что, мол я её решил «полапать»? А?

– Фу, дурень! Вот ещё мне ревновать к давно умершей тётке!

– Эх, вы девчонки, девчонки! Все одинаковые, – я продолжаю подтрунивать Раварту.

Вообще-то она права. Мне бы попридержать свои руки, да и язык, но в такие минуты остановиться бывает совсем непросто.

– Глупости ты городишь! И вообще, пошли уже. Мне кажется, осталось совсем немного.

Мы отходим от картины. Голова заполняется ещё большим количеством вопросов.

– Вашингтон? Ты что-нибудь слышала об этом месте?

– Нет! Впервые прочла здесь…

– Ага…И я тоже. Значит, они извлекали произведения искусства из разных мест, – рассуждаю я вслух. – А потом ещё производили сравнения образцов ДНК.

– Видимо, чтобы удостовериться в подлинности, – подхватывает она.

– Это да…Представляешь жили себе люди, работали, творили. Даже и не думали, что кто-то потом будет ковырять их картины и выискивать в них частицы кожи и прочего биоматериала, чтобы отправить на экспертизу.

– Разве вы учёные, не любители именно этим позаниматься? – она толкает локтём меня в бок и начинает хохотать.

Здесь в замкнутом пространстве её хохот разносится гулким эхом. Я невольно ёжусь, глядя на зубы Раварты.

Она успокаивается, и мы идём молча ещё несколько десятков километров. На пути нам попадется ещё несколько шкафов с провизией. Мы пополняем запасы воды и сэндвичей только в одном из них. Ноги гудят, отяжелевшие ступни начинают заплетаться. Я запрещаю себе чувствовать усталость. Я знаю, что это мой мозг создаёт эти ощущения, нельзя поддаваться на провокации. Есть только путь вперёд каким бы долгим и утомительным он ни казался. Сзади остаётся лишь густая тьма. Раварта много пьёт, но почти ни есть. Её лицо бледное, исхудавшее. Когда мы только познакомились, её кожа излучала свет изнутри. А сейчас на её коже лишь мертвенный отблеск тусклого света коридора.

– Смотри! Там, кажется, видны створки дверей! – её голос звенит неожиданно громко.

Арка с гранитно-серой скруглённой дверью прямо по курсу. Я с облегчением выдыхаю. Мы преодолели этот марш-бросок. Неужели вот она и свобода? Я вставляю ключ. Прямоугольники выступов сомкнутых дверных створок, раздвигаются. Они похожи на молнию из старого комбинезона Никсы. Только не сейчас. «Не думай о сестре, не думай.» Чтобы подавить нахлынувшие воспоминания, я оглядываюсь назад, пытаясь уловить нечто незримое в абсолютном мраке оставшегося позади нас коридора. Пользовался ли этим тоннелем кто-нибудь до нас? Вероятно, те, кто построил эти катакомбы, явно себя любили.

Мы выходим наружу. Искры света впиваются в глаза. Пожалуй, впервые я настолько сильно не рад дневному свету. Мы преодолеваем пологий подъём наверх и тут же оказываемся на площадке, окружённой высоким бетонным забором с колючей проволокой наверху. Подошва наших кед касается прорезиненной поверхности, почти такой же как покрытие в городе, но чуть твёрже и грубее. Овал площадки вытянулся вперёд метров на двести. Глаза уже привыкли к свету, и я могу разглядеть ворота спуска к причалу с аквашаттлом.

– Давай скорее! – подбадриваю я возлюбленную, осторожно обхватывая её слегка загоревший локоть.

Мы так долго жаждали выхода из подземного коридора, что оба совсем забываем о мерах предосторожности. Мы всё ещё на секретной территории корпорации. Здесь на каждом дюйме нужно держать ухо востро. Раварта улыбается, я ей в ответ. Мы несёмся по резине площадке, обдуваемые по-осеннему холодным ветром. Металлическое жужжание за нашими спинами заставляет Раварту вздрогнуть. Обернувшись, я вижу, как с пологой крыши покинутого нами бункера, скатываются два диска громадных дроидов. Роботы походят на тех, что сопровождают проверяющих буйволов в поезде. Но они явно крупнее и мощнее.