«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын
Шрифт:
Интервал:
От времени до времени дорога загромождается десятками военных фургонов и целыми воинскими частями. Загромождение особенно сильно к часам четырем-пяти дня, когда военные «туристы» располагаются на отдых, и им распределяется их quart de pinard[557]. Значит, снабжение продовольствием действует не так уж плохо, и нельзя доверять солдатским жалобам. Я вспоминаю нашу разлагавшуюся армию и воркотню солдат, почти всегда необоснованную, по поводу мелких лишений.
Как раз около нас располагается на отдых рота какого-то полка. Один солдат с физиономией типичного rouspéteur[558] (я хорошо знаю этот довольно противный образчик человечества) подсаживается к нам и начинает жаловаться, с ненавистью посматривая на офицера, сидящего в стороне. Жалобы никчемные; солдат явно в подпитии; офицер делает вид, что ничего не замечает. Сцена полная смысла для того, кто двадцать лет тому назад уже видел подобное на другом конце Европы.
Мы также чувствуем потребность в отдыхе. Как раз в стороне от дороги, около какой-то фермы, разбросаны снопы соломы; добираемся до них и сваливаемся. Хорошее мгновение. Однако наш отдых нарушается. В воздухе слышится гул и появляется авион. Все с недоумением смотрят. Откуда он взялся? Цвета французские. Значит… В этот момент чуть дальше раздается несколько разрывов бомб. Никто ничего не понимает. Немцев нет. Кого же может бомбардировать на этой дороге французский авион? И тут в первый раз приходит догадка: авион — итальянский, его цвета трудно отличить от французских. Хотя основания опасаться везде одинаковы, но все покидают это место и продолжают путь.
По мере приближения к вечеру военные фургоны и камионы все больше заполняются беженцами. Даже артиллерия и танки проходят нагруженные гражданскими лицами и гражданским скарбом. Попробовать? Отчего нет? Мы перегораживаем путь первому свободному камиону и — о, чудо! — через минуту оказываемся на нем со всем своим багажом. Нашей удачей пользуются другие. Камион заполнен. Желательный маршрут — возможно дальше к югу. Это совпадает и с казенным маршрутом шофера[559].
И вот на военном камионе мы быстро проскакиваем Dourdan, которого могли бы достигнуть пешком только к вечеру и где нам, собственно, делать нечего. Камион идет к югу, но не прямо, а зигзагами, переходя от времени до времени с route nationale на разные боковые дороги. Смотрим попутчиков: несколько безобидных семейств и очень вредное из шести лиц. Шофер не хотел их брать, и мы вступились за них. Едва оказавшись на камионе, они взвалили свои велосипеды на наш, грубо и небрежно. На мою вежливую просьбу привести их в порядок, ответили, как полагается, что метекам не место на французском камионе, и уж если они тут находятся, их дело молчать. Я реагировал довольно резко, и они замолкли.
Начинается дождь. Прикрываемся нашим непромокаемым пальто. Так проходит около двух часов, и мы прибываем, но не окончательно, в Étampe[560]. Дело к вечеру. Еще с дороги мы слышим разрывы бомб. Оказывается, только что был налет на Étampe: большие разрушения и жертвы. Оставаться тут невозможно, едем дальше. Наш шофер довозит нас до маленького леска, получает русское «на чай» и подзывает шофера стоящего у леса военного фургона. Он передает ему нас на ночь, обещая рано утром заехать и везти дальше: «Груз у него опасный — артиллерийские снаряды, и он проведет ночь, спрятавшись в лесу, а я должен быть на базе тут, поблизости, и с пассажирами явиться туда не могу».
Перетаскиваемся в фургон; отвратительное семейство — за нами, поняв, очевидно, свою выгоду. Остальные покорно разбредаются по разным направлениям, и больше мы их не видели. Фургон забирается в глубину леса, а на дороге и к северу, и к югу слышатся разрывы бомб. Кое-как устраиваемся на ночь на снарядах[561].
Утро пятницы 14 июня наступило для нас рано; ночью ты очень испугалась, когда у меня началась нервная дрожь: иногда она бывает и проходит быстро и безрезультатно. Но ты видела ее в первый раз и стала активно меня лечить ромом и аспирином, дав, кстати, того и другого кому-то из членов отвратительного семейства. Мы быстро помылись из бидона с водой, оказавшегося в фургоне. Поели из наших запасов, и в это время появился камион со знакомым шофером и сержантом-летчиком, с которым накануне мы довольно много разговаривали — в частности, на тему, куда же девались французские авионы. По его словам, начиная с бельгийской границы, все исчезло, и им было приказано пробираться на юг в индивидуальном порядке. Так и в это утро мы продолжали наш разговор, а слово «измена» было у всех на устах.
В Орлеан мы прибыли довольно рано утром. Город только что бомбардировали с воздуха, и ему предстояло пережить еще несколько бомбардировок. Жителям объявили приказ об эвакуации, и город походил на встревоженный муравейник. Все это было мрачно и тревожно. В Орлеане мы не слезали и не останавливались. Переехали через Луару по одному из уцелевших мостов: был ли он единственным из уцелевших, как говорил шофер, я не знаю. Шофер заявил, что отвезет нас в местечко Saint-Hilaire[562] в десяти километрах от Орлеана и там оставит, так как должен возвращаться на новую базу…
Если бы все было нормально, трудно найти лучшее место для отдыха в течение нескольких дней, чем то местечко и та гостиница, куда мы попали. Местечко показалось нам совершенно райским. На берегу одного из протоков Луары, окруженное прелестными рощами и садами, нивами и полями, с заманчивыми дорожками, веселое и приветливое, оно как будто предназначалось для спокойной и уютной жизни. Гостиница была новехонькая, чистая, светлая, хорошо обставленная, с большим садом. Мы получили последнюю незанятую комнату, и ты опять стала хлопотать перед хозяйкой (которая сразу возымела к нам доверие), чтобы дали комнату и отвратительному семейству (к которому хозяйка никакого доверия не имела); хозяйка нашла для них помещение где-то в частном доме.
Мы решили отдохнуть этот день и продолжить путь на следующее утро. Решение было, собственного говоря, неразумное и противоречащее нашему стремлению уйти на юг возможно дальше, но речь все время шла о защите на линии Луары, а немцы еще находились на линии Сены, и так как мы очень быстро оказались за Луарой, то считали, что имеем право на день отдыха. Приняв это решение, мы поднялись в свой номер, хорошенько помылись и сошли вниз для утреннего завтрака, который оказался очень хорошего качества.
Между утренним и полуденным завтраками у нас оказалось четыре часа свободного времени, и мы употребили его, чтобы отоспаться. В этой обстановке можно было бы забыть о войне, но со стороны Орлеана от времени до времени доносились глухие разрывы. По одним сведениям, это немцы бомбили мосты, чтобы прервать путь отступления французской армии; по другим сведениям, это французы рвали мосты, чтобы задержать немцев. Вопрос разрешил хозяин, обратив внимание на отдаленные звуки сирен: раз сирена, значит, тревога, значит, немцы.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!