«Мое утраченное счастье…» Воспоминания, дневники - Владимир Костицын

К завтраку, который также оказался прекрасным, мы сошли подбодренные и отдохнувшие и после остались посидеть в столовой, чтобы послушать разговоры. Столовая была набита беженцами — военными и гражданскими; люди говорили горячо и не стеснялись. Кто-то обратил внимание, что надо говорить осторожнее. «Почему?» — «Пятая колонна». — «Ха-ха-ха, пятая колонна уже давно удрала на юг на автомобилях; тут ей делать нечего». — «А иностранцы?» — «Что? Иностранцы — пятая колонна? Ищите ее среди наших политиканов, журналистов, генералов, а иностранцы, те, которые тут (взгляд в нашу сторону), страдают так же, как и мы, если еще не больше». Потом последовало подробное обсуждение всего хода войны, в общем верное, хотя и с ошибками, неизбежными в тот момент. Часто происходили qui pro quo:[563] «Вы — коммунист, если так высказываетесь». — «Ошибаетесь, я — член Croix de feu[564]». И наоборот. Все были взбудоражены, все было перепутано.

Посидев в столовой, мы пошли пройтись и встретились с отвратительным семейством, которое любезно предложило нам продолжить завтра путь вместе. Мы еще, собственно говоря, сами не знали, куда двинемся: к тому ли замку около Blois, где приютились математические учреждения, или к югу в Овернь в Lempdes[565], где была Маргарита, или к югу же в Neuvy-Saint-Sépulchre[566], где находилась M-me Pacaud. И так согласились с отвратительным семейством вместе продолжать некоторую часть пути.

Вечером мы с большим удовольствием пообедали и в последний раз услышали голос Paul Reynaud, информировавшего страну о переменах в правительстве, об обращении к Рузвельту, о защите на линии Луары и т. д., и т. д. Горячая дискуссия не затихала. Со стороны Орлеана по вечернему воздуху доносились звуки сирены и разрывы бомб[567].

В субботу 15 июня мы проснулись очень рано. Было кое-что новое: прибывали войска и располагались в разных местах по Луаре. Городок Saint-Hilaire получил приказ об эвакуации, и всюду царила суматоха. Мы выпили утреннее кофе и стали поджидать наших попутчиков, но отвратительное семейство не появлялось. Мы прошли к месту их временного жительства и узнали, что они отбыли по неизвестному направлению. Могли бы все-таки предупредить, хотя для нас это никоим образом не было потерей.

Мы поели, наполнили термосы горячим кофе, запаслись провизией и тронулись в путь, решив постараться пробраться в Blois и разыскать математиков. Расстояние было не так велико, и туда вела прямая дорога, до которой надлежало сейчас добраться. Пока же мы шли по идиллической дороге среди цветов, лугов и приветливых рощ. Было еще не жарко. От Saint-Hilaire уже тянулись беженцы, но не так, как мы: это были фермеры с лошадьми и подводами, скарбом и припасами.

Так, без особенной усталости, добрались до route nationale, параллельной Луаре и ведущей из Орлеана в Blois. И то, что мы увидели на этой дороге, заставило призадуматься: вся она была занята военными и гражданскими обозами, беженцами, солдатами. Это было ухудшенное повторение той дороги, по которой мы шли из Saint-Rémy, — ухудшенное потому, что налетали немецкие и итальянские авионы и бомбили ее. «Возражать» было невозможно: на дороге находились военные обозы и воинские части, но оставаться на ней тоже не хотелось. Кроме того, стоял вопрос о скорости перемещения: идя по километру в час и восемь часов в день, мы добрались бы до Blois минимум через неделю. А что произошло бы в течение этой недели? И что нашли бы мы в Blois?

Получалась явная бессмыслица, и мы решили идти к югу. Дорога, ведущая туда, проходила через Cléry — местечко, которое располагалось в нескольких километрах и через которое нам предстояло пройти. Эти несколько километров потребовали от нас двух часов времени и колоссальных усилий при лавировании среди автомобилей, повозок и толпы пешеходов. Вот оно, наконец, Cléry и та вожделенная дорога. И что же? На этой дороге — та же мешанина, та же невозможность двигаться.

Тем не менее мы перешли на нее и после часа усилий увидели ведущий несколько в сторону, к лесу, чудесный проселок, хороший для ног, местами тенистый и совершенно пустой. Мы остановились, подивились, что он пуст. Сообразили, что он тоже ведет к югу и мы всегда найдем другой проселок, выводящий нас на нужное направление, и решительно двинулись к нему. Нашему примеру последовали еще два-три беженских семейства, но главная масса двигалась по большой дороге.

Так мы шли к лесу, где предполагали сделать остановку для отдыха и еды. Вот и лес. Но что это? Мы сразу поняли причину безлюдности проселка. Лес был наполнен военными обозами и воинскими частями. Тут были и танки, и артиллерия — легкая и тяжелая, и D. C. A., и кавалерия, и пехота, и обозы. Лес был фарширован ими, и оставаться в этом опасном соседстве было невозможно. Опасность возникала не только от немецких авионов, но и от французских полевых жандармов. Оставалось продолжать путь, чтобы скорее выйти из этого леса и этой зоны. Так мы и сделали.

Часом позже мы находились на дороге, параллельной Луаре. Проселок дальше не шел. Он упирался в значительное château[568], называвшееся Mézieres и явно занятое каким-то крупным штабом. Дорога была довольно безлюдна, и по ней сновали штабные автомобили; несколько раз у нас пытались получить сведения о местной топографии. Усталость и голод давали себя чувствовать. Мы остановились под группой деревьев на полпути между Mézieres и другим château, также явно занятым каким-то крупным штабом. Я опасался, что кто-нибудь заподозрит в нас «пятую колонну»: этого не случилось, никому и в голову не пришло заняться нами. Мы спокойно поели, отдохнули и двинулись дальше[569].

Мы отправились по дороге, параллельной route nationale Orléans — Blois, с тем, чтобы выбраться на первую же дорогу, ведущую к югу. Долго шли между двумя лесными массивами, начиненными слева и справа всякой военной всячиной. Со всех сторон слышались разрывы, и от времени до времени пролетали нефранцузские авионы. Наконец, мы вышли на дорогу, ведущую к югу, — нашу знакомую дорогу от Cléry, загроможденную несколько меньше, чем вначале.

Становилось все более жарко, парило. Мы посмотрели на карту и увидели, что первый большой пункт, который встретим, называется Jouy[570], и нам нужно тащиться до него минимум два часа. Между тем сказывалась усталость: мы стали чаще и чаще присаживаться на несколько минут. Иногда, проходя мимо леса, находили тропинку, параллельную дороге, и шли по ней, подкрепляясь земляникой. Жилых мест, где можно было бы освежиться, не попадалось. В каком-то château прислуги, стоявшие у ворот, сами предложили нам воды; мы напились и наполнили термос. Так мы шли, и становилось все жарче и жарче, и все меньше и меньше оставалось надежды достигнуть Jouy раньше вечера.