Рапсодия гнева - Дмитрий Янковский

– Тренируешься? – подняв пистолет вверх стволом, поинтересовался Фролов.

– Типа да. Меч – это такое оружие, которое забывать нельзя. По ночам помахиваю палочкой, когда Японец дрыхнет.

Джек перехватил палку двумя руками, как самурай, и прижался спиной к стене возле двери в прихожую. Саша прикинул – если что, можно выбить табуреткой окно и спокойно уйти через двор к вокзалу. Менты, если не СОБР, замучаются прыгать через заборы. Он показал глазами на окно. Джек понимающе кивнул.

Скрипнула калитка, велосипед цокотнул цепью уже во дворе.

– Кажется, никого… – раздался голос Японца.

– Надо скорее положить винтовку на место, – поторопила Таня.

Других голосов не было, но это еще не говорит ни о чем.

Саша тоже прижался к стене в углу у окна. Очень удобная позиция. Любой, кто сунется, – труп. Пока не кончатся патроны. И если не начнут швыряться гранатами, а то собровцы по этим делам молодцы.

Велосипед аккуратно уложили на землю, скрипнула дверь сарая.

– Винтовку сперли… – одними губами обозначил Джек, покрутив у виска пальцем.

– Лишь бы не было ментов на хвосте, – очень тихо ответил Фролов. – Пока ты купался в море, наш герой с героиней по ночам гасили юсовцев.

– Сдурел?! – вытаращился на Сашу Джек. – Японец кого-то гасил? Бей меня ногами – не поверю.

– Я бы сам не поверил, если бы не был на позиции, откуда он стрелял.

– Офигеть…

Слышался стук укладываемых в штабель поленьев – Японец с Таней прятали винтовку. В нынешней ситуации трудно было придумать занятие глупее.

– Кажется, нет ментов. – Саша снова поставил пистолет на предохранитель. – Иначе бы уже вломились.

Джек усмехнулся и сунул черенок от лопаты под кровать.

Дверь в домик Японец открыть не успел – Фролов опередил его на пару секунд.

– Не ожидал? – Саша постарался сделать вид построже.

Женька замер. Таня стояла у него за спиной, тоже не двигалась. В жарком воздухе двора густо гудели пчелы.

Через пару секунд немой сцены Фролов понял причину всеобщего оцепенения и отдал пистолет Джеку.

– На стол положи…

Японец понемногу приходил в себя, Таня молчала, опустив взгляд.

– Ну? – Саша попробовал ускорить процесс выхода из ступора. – Рассказывать будете или помолчим, как партизаны перед расстрелом? Заходите в дом, я вас очень внимательно слушаю.

Пили чай. Саша слушал действительно с неподдельным вниманием, Японец вдохновенно рассказывал, а Таня в нужные моменты показывала кровоподтеки и ссадины. Джек реагировал гораздо эмоциональнее: раскачивался на табуретке, крутил пальцем у виска и вставлял веские, не очень литературные замечания. Несмотря на Танино присутствие, Фролов ему не мешал.

– Психи вы конченые. Оба, – в завершение истории высказал мнение Джек. – Одна ненормальная поперлась к черту в зубы, то есть на день рождения к любимой маменьке. Ладно, это еще простительно, о маме можно думать только хорошее, но пытаться восстановить справедливость… Это в делах с юсовцами явный перебор.

Таня надула губы, но молчала.

– И не дуйся, – поддержал Джека Фролов. – При таком раскладе тебе надо было не в милицию идти, а прямиком к нам. Придумали бы что-нибудь посерьезнее твоих кулачков. В героев не играют, девочка, ими становятся, когда приходит срок. А став, получают по полной программе. Мы эту миссию пасем не первый день и, уж поверь, нашли бы, как им хвост прищемить. Но тебе захотелось самостоятельно восстановить справедливость. Понятно. Я понимаю, что это все оказалось гораздо хуже, чем ты думала, но ничего сверхъестественного не произошло. Просто герои – это не те, кто лихо сражаются со злом, а те, кто огребает от этого зла по полной программе. Огребают, остаются в живых и находят силы ответить. Никак иначе. Так что ты только половину пути прошла, веришь?

– Ничего я такого не хотела… – еще больше расстроилась девушка. – Я просто думала, что американцы испугаются… Милиция, суд… А они, оказывается, вообще ничего не боятся.

– Умнеешь, – одобрительно кивнул Саша. – Если бы они хоть кого-то боялись, то так нагло не работали бы. И не бомбили бы Югославию, и не высадились бы в Чечне. Они постоянно пробуют рамки дозволенного. И с каждым шагом, не получив по рукам, влезают все глубже. Украина им вообще по рукам не дает, вот они тут и жиреют. Плацдарм готовят, а Крым для этого самое удобное место. Конечная цель, понятно, Россия, но сейчас они так далеко не метят. Если бы здесь получили по рукам, то хватило бы надолго. Вот только надавать некому. – Фролов иронично окинул взглядом Японца с головы до ног. – Хотя нет… Один герой все же нашелся. Неуловимый мститель. Павка Корчагин. Надавал по рукам, а заодно и по рылу, иноземным захватчикам. Ты хоть понимаешь, Жень, что ты не в кино? Что ты действительно взял настоящее оружие и реально лишил людей жизни?

– А это люди? – огрызнулся Японец.

– Это другой вопрос! – Саша наконец выпустил наружу всю злость, клокотавшую внутри. – Люди или звери – это вопрос философский, а я скажу тебе вот что… Они враги.

– Так что, с врагами надо целоваться? – скривился Женька.

– Нет. Но действовать надо так, чтоб от этого своим было как можно меньше вреда. В любом случае надо было сначала сказать мне. Хотя бы из того соображения, что ты собрался спереть у меня винтовку.

– Ты бы ее запер.

– Ну… Запер бы. Но если ты думаешь, что у меня меньше причин ненавидеть юсовцев, чем у тебя, то ты сильно ошибаешься. Сильно.

Фролов немного остыл, но в воспитательных целях не следовало показывать подопечному своего реального отношения к произошедшим событиям.

– Ладно… – Саша с показным гневом сощурил глаза. – Ты, видимо, не совсем четко представляешь последствия ваших ночных подвигов… Так я тебе поясню. Для расширения кругозора. Веришь?

Он позволил себе немного расслабиться, но от этого его речь мягче не стала.

– Перво-наперво ты подставил меня. Видимо, я заслужил того, чтоб у меня брали парафиновый тест, держали в камере и обвиняли в убийстве.

– Ты сидел в камере? – испугался Японец.

Такого оборота дел он действительно не ожидал.

– Представь себе. Ты думаешь, к кому ведут ниточки убийства, совершенного из КСК «Рысь»? Но это ладно… Я бывал в условиях куда худших, чем камера районного отдела. Беда в другом… Скажи, если Алекс так обошелся с Таней, если ты не смог этого пережить и решил встать на тропу войны, то зачем же вы замочили еще двоих юсовцев?

– Они меня тоже били, – всхлипнула Таня.

Вот тут Фролова уже зацепило не на шутку. Он мог стерпеть очень многое, мог снести плевок в лицо, личные оскорбления, но не мог никому простить трех вещей – издевательств над животными, унижения стариков и насилия над женщинами. Он никому не мог и не хотел прощать демонстрации силы перед теми, у кого такой силы нет.