Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

молча принять то, без чего жизнь ваша уже немыслима.

— Она вообще уже немыслима, миссис Эслингоф, — поморщился заместитель начальника тюрьмы, не торопясь выполнить ее просьбу. — В корне, в принципе.

«Господи, знала бы эта дама, как она возбуждает меня сейчас! — скользнул умоляющим взглядом по ее ногам, бедрам, груди. — Она бы вонзила иглу в собственную вену».

— Не пытайтесь представлять меня в роли секс-модели, — подло развеяла Марта его вожделение. — Вам не удастся это так же, как не удавалось многим до вас.

— Многим, но не всем.

— Случались и счастливчики, мистер Коллин, если уж вам так хочется чего-нибудь пикантного, — признала медсестра, наполняя шприц мутноватой жидкостью. — Только вряд ли вам суждено попасть в их число. Намекнули бы вы на это лет десять назад, я бы еще подумала.

«Десять лет назад мне и в голову не взбрело бы польститься на такие „прелести“», — иронично поморщился Коллин, и хотел было отказаться от укола, но, из уважения к пунктуальности и добросовестности жрицы шприца, не стал прибегать к такой форме сексуального бунта. Пусть все будет, как всегда, сказал он себе.

— Вот теперь вы предстаете вполне мужественным человеком, — отдала ему должное Марта, прослеживая, как обреченный снимает пиджак и закатывает рукав безукоризненно белоснежной рубашки.

— Безнадежно мужественным.

— Не гневите истину: вы действительно держитесь вполне достойно.

И женщине уже было хорошо за сорок, и чувствовал себя Стив Коллин не лучшим образом… А потому не мог объяснить себе, с чего вдруг зарождалась у него эта похотливая страсть, возникавшая всякий раз, когда жрица шприца приближала иглу к его многострадальной исколотой вене.

Провожая жадным, неудовлетворенным взглядом уходящую медсестру, Коллин с убийственной тоской укорял себя за то, что так и не попытался затащить этот «осколок греховной жизни» в постель. И что это, очевидно, единственное, о чем он, отходя в мир иной, будет искренне сожалеть.

46

Прежде чем спуститься вниз, Коллин несколько минут дозванивался до Эллин, однако номер ее был постоянно занят.

«Ей не до меня, — с ироничным коварством констатировал заместитель начальника „Рейдер-Форта“. — Она ведет переговоры с режиссерами и продюсерами, рассылает факсы с сенсационной информацией во все ведущие газеты и журналы страны. Редакторы этих изданий соревнуются в щедрости обещанных ей гонораров за будущий телесериал о „рейдер-ужасах“. Ничего не скажешь: это и есть „настоящая жизнь“, во всяком случае, такая, каковой она мерещилась Эллин. Уже далекая, земная жизнь, недоступная и непонятная тебе… Однако и ты успел запустить свою последнюю рулетку, стоя рядом с крупье с пистолетом у виска».

— Странно, что эта девица до сих пор не убрала тебя, — пробормотал он вслух, пробившись, наконец, со своими сомнениями и завистью к ее телефонной трубке. — Что ни говори, ты — единственный и самый опасный свидетель, которому к тому же еще и нечего терять.

— Хэллоу! — с аристократическим жеманством отозвалась Эллин.

— Здесь Коллин, — его так и подмывало сказать: «Здесь отец погубленной вами Эллин Грей». Мстительно и жестко бросить ей это в лицо. Сдерживало его лишь то, что такой поворот в их отношениях разрушил бы всю месть, которую взлелеял в себе прошлой ночью. — Можете уделить несколько минут?

— Вам, мистер Коллин? — разочарованно уточнила Грей.

— Не мне, яхте. Владелицей которой можете отныне стать.

— Вот видите, и яхта у вас тоже имеется. По островным понятиям, вы по-настоящему состоятельный человек. — Разочарование женщины сразу же развеялось, и голос ее озарился пламенем интереса. — Ни о чем я не мечтала с таким несбыточным романтизмом, как о яхте. Пусть даже взятой в аренду.

— Когда ступите на палубу яхты, радости у вас поубавится, ибо ничего более скромного придумать невозможно. К тому же, чем больше надежд сбывается в этом мире, тем грустнее становится жить.

— Все наоборот: чем тоскливее вы начинаете воспринимать сей мир, тем меньше у вас остается надежд. Каких-либо. Вообще-то через несколько минут мне должен позвонить редактор отдела газеты «Фриленд-таймс». Интервью по телефону.

— За которое тоже заплатят? — так, из чистого любопытства, поинтересовался Коллин.

— С издателем, не назвавшим сумму гонорара, я прекращаю вести разговор на интересующую его тему уже на второй минуте. — Тон, в котором Эллин произнесла это, заставил предполагать, что к финансовой стороне рейдерской аферы она относится значительно серьезнее, чем можно было ожидать от нее.

— Жесткие условия.

— И только так. Кстати, почему вдруг визит на яхту понадобилось делать именно сейчас? — неожиданно спохватилась Эллин.

«Опасается, как бы вновь не решился соблазнить ее, на сей раз — в столь романтической обстановке? — задался совершенно иным вопросом Коллин. — Интересно, что ее сдерживало до „секса под душем“: то обстоятельство, что прихожусь ей отцом, точнее, в ее искаженном восприятии, отцом Кэтрин, или же отвращение к больному старцу? Хотелось бы, чтобы не отвращение».

— Это сложно объяснить.

— Попытайтесь. Только поторапливайтесь. Мой телефон давно превратился в горячую линию парламентской комиссии по чрезвычайным происшествиям. А секретарем пока не обзавелась.

— считайте мое решение капризом человека, возжелавшего преподнести вам чудный подарок. Хочу передать свою «Кассандру» из рук в руки.

— О, так на борту ее начертано: «Кассандра»? Совершенно забыла об этом. Интригующе.

— Но лично для меня это еще и повод побывать на ее борту. В последний, как полагаю, раз.

— Вас яхты привлекают не столько в качестве судна, сколько в качестве жилища, не правда ли?

— Только поэтому и приобрел ее. Мечтал после выхода в отставку превратиться в странствующего мореплавателя.

— Такие же фантазии посещали и меня. По-моему, это зов предков.

— Вы утверждали, что не помните своих родителей.

— Вы по-прежнему все воспринимаете в буквальном смысле. Я имела в виду предков, спасавшихся на Ноевом ковчеге.

— Но вы и в самом деле никогда не знали своих родителей? Или же рассказанная вами история — ложь во спасение?

Эллин грустно улыбнулась.

— Понимаю, иногда вам все еще чудится, что перед вами дочь, которую вы предали точно так же, как когда-то мой отец предал меня. Признаюсь, какое-то время я даже была пациенткой той же лечебницы, что и ваша дочь. Но, в отличие от нее, синдром раздвоения личности очень скоро оставил меня в покое.

— Можно даже сказать, что вас явно перелечили.

— Вы — известный рейдерский остряк, мистер Коллин. Однако ваша слава меня не смущает. И знайте: если у вас и возникают какие-то родственные воспоминания в связи с моим появлением здесь, то они спровоцированы не нашей схожестью с Кэтрин, а пробуждением вашей совести. Будем считать, что эту тему мы исчерпали? — довольно благодушно выдохлась она в своем изобличительском раже.

— При виде вас, я действительно всякий раз вспоминаю о своей