Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой - Ольга Васильевна Болгова

третий для девушки, четвертый для парня, пятый для серебра, шестой для золота, седьмой для секрета, который никогда не расскажут, восьмой для любви, которой не будет конца…

* * *

Ральф так и не отправил Бертуччо к барристеру за адресом леди Перси, пребывание которой в городе обнаружилось столь некстати. Жена никуда не денется, и если он навестит ее завтра, а то и через пару дней – это ничего не изменит. Куда более Перси беспокоили иные дела и другой человек: нападение в доме, убийство стряпчего и сэр Мармадьюк Скроуп, друг и соратник, вдруг превратившийся во врага.

Кроме того, Ральфу нужно было решить, куда он поселит свою жену после встречи – он не желал селиться у ее родственников. Привозить ее сюда, в этот дом, он не собирался. Во-первых, он снял его для Мод, а во-вторых, дом ему нравился, но вряд ли понравится леди Перси: маленький и невзрачный, он был расположен на тихой улице, где с давних пор селились молочники; скрытый от любопытных глаз молочной лавкой и деревьями, которые не часто встречались в Лондоне. Ральф решил оставить этот дом для свиданий с Мод, а для жены подыскать другой, побогаче – пусть наслаждается роскошью, но не мужем.

Бертуччо был послан нанять кухарку и служанку, которых нашел поблизости, в той же молочной лавке, – добродушного вида пожилую толстушку и двух ее внуков-подростков. Семейство после короткого разговора с Перси, было принято на службу. Мистрис Хилл, как она назвала себя, сразу захлопотала по хозяйству: навела порядок на кухне и в двух комнатах, одну из которых Перси выбрал себе под кабинет, а вторую – под спальню; поставила тесто для хлеба и пирогов, насадила на вертел баранью ногу, нажарила цыплят и рыбы, замесила пудинг и марципаны, нещадно гоняя Оливу и своих внуков то в лавки за мясом, овощами и специями, то к колодцу за водой, то за свежей соломой и полотном для простыней.

Ральф сидел в ожидании, повернув к огню вновь занывшую спину, когда с улицы раздался характерный скрип ворот и лязг подков по брусчатке возле дома. Он шагнул к окну. Прыткий Бертуччо уже стоял возле арабки, намереваясь помочь гостье сойти с лошади. Перси, забыв о спине, бросился вниз, выскочил на улицу, подхватил Мод на руки, понес в дом. Она обвила тонкими руками его шею, накидка ее была влажной от дождя, капюшон скрывал лицо, и он с трудом удержался, чтобы не откинуть тонкую ткань, увидеть ее глаза, серые, как зимнее небо над океаном. Его закачало от ощущения легкой тяжести ее тела, доверчиво прильнувшего к нему, земля поплыла под ногами, словно он стоял на палубе корабля. Отчего так волнует его эта маленькая леди?

«Она здесь, и она моя, и принадлежит только мне! И будет принадлежать!» – лихорадочно крутилось у него в голове, когда он внес Мод в приготовленную для нее комнату, отпустил, снял с нее почти насквозь промокшую накидку.

– Садись сюда, Мод! – Ральф подвинул тяжелое кресло ближе к растопленному камину и к низкому столу, где стояли кувшин с вином, блюда с пирогом и марципанами.

Она села, расправив складки широкой юбки гауна, протянула руки к огню, чинная, тонкая, суровая. Лицо ее казалось очень бледным, во взгляде застыла горечь, или то было что-то иное, что заставляло его гарцевать вокруг нее, всматриваясь с тревогой в ставшие столь близкими черты, заметить тени, синевой лежащие под глазами. Или это тени от мерцания огня в камине?

– Ты печалишься, cara?[112] – спросил он.

Налил вина, заставил выпить, чтобы она быстрее согрелась, и уселся у ног Мод, взял ее руки в свои.

– Расскажи, что тебя беспокоит, – сказал Ральф и дотронулся губами до ее ладоней. – Ты что-то скрываешь, не говоришь мне всего.

Она покачала головой, отвела взгляд.

«Что-то скрывает, чего-то боится, – сделал он вывод, – и не доверяет мне».

– Что ж, если не хочешь говорить, не говори. Только помни, что я готов помочь тебе, потому что…

Ральф застрял на причине: потому что я желаю тебя и хочу, чтобы ты была со мной в радости и горе… потому что хочу, чтобы ты отдала мне свои тайны. Проклятье, что за упрямая женщина!

– Tu sei testardа come un asino[113], Мод, – вдруг вскипев, сказал он на языке Бертуччо.

«Ты дьявольски упряма, но ты так желанна!»

– Упрямая ослица? – переспросила она.

– Ты знаешь латынь? – Ральф не сдержал удивления.

– Немного, – она слабо улыбнулась, и он был готов все отдать за эту улыбку.

Мод поняла про ослицу, но не рассердилась – наоборот, что-то проснулось в ней, словно толкнуло изнутри, зажигая блеск в глазах. Он взял кубок со стола, наполнил вином, отпил и протянул ей, словно совершая языческий ритуал. Она молча приняла кубок, сделала глоток, рубиновая капля вина осталась на уголке губ, и она слизнула ее языком, смешно, по-детски. Вино, любовный напиток, близость возлюбленной ударили ему в голову, и, поддаваясь пожирающему нутро огню, он обнял ее колени, сминая жесткую ткань гауна.

– Я не упрямая, просто… просто… – она запнулась, робко дотронулась до его щеки, но тут же отдернула руку, будто испугалась собственной смелости.

– Вы действительно хотите помочь мне?

Пальцы ее дрожали, когда она сжала его руку.

– Ты до сих пор не поняла, что именно этого я и хочу? Всем сердцем… милая.

И когда он так называл женщину?

Кардоне предлагал ей свою помощь, и Мод не раз о том мечтала. Но что сможет он сделать? Избавить от мужа? Вызволить отца из Тауэра? Невозможно разобраться с делами, где храбрость и ловкость бессильны, подумала она, но не в силах больше держать в себе свои горькие тайны, повинуясь отчаянному желанию поделиться своими невзгодами и страхами, сжала руку Кардоне так, будто боялась упасть, и прошептала:

– Я расскажу.

– Я слушаю, – ответил он.

Мысли ее заметались, словно их выпустили из клетки на свободу, с которой они не знали, что делать. С чего начать? С отца? С того, что нежданно-негаданно в городе объявился ее муж и отныне они с Кардоне не смогут видеться? Но вместо этого она заговорила о Скроупе – так показалось проще.

– Один джентльмен… – начала Мод, все не решаясь назвать имя. – Этот джентльмен хочет жениться на мне…

Сказала и сразу поняла, как это глупо выглядит со стороны – замужняя женщина боится, что на ней кто-то женится.

– Он требует, чтобы я согласилась на аннулирование брака, вернее, он сам хочет его аннулировать, – эти слова прозвучали еще глупее, как и те, что она добавила упавшим голосом: – У него холодные глаза…

– Что-о-о? – рявкнул Кардоне, сжав ее колени