Одна осень одного королевства - Анари Хони

Девушке успело почудиться, что кто-то произносит её имя совсем рядом, когда сознание её окончательно потухло, и окружающий мир погрузился во всепоглощающий, леденящий парализованную душу мрак.

* * *

* * *

– Я уж подумал было, что близится конец, и пламя, яростно бушуя, обвило дом! Огонь трещал, плевал и сыпал искрами! – вагант спрыгнул с помоста к расступившейся толпе зрителей. – Но мы надежды не теряли и шли бесстрашно вглубь пожара!

Бернд скептически усмехнулся и поднёс к губам шалмей, присоединяясь к создаваемому Дитом и Фридом, нагнетающему загадочное настроение, музыкальному сопровождению.

– Скрывать не стану, – продолжил Франц, сощурившись и окинув хитрым взглядом толпу, – я искал прекрасную графиню в клубах густого дыма, но к удивлению своему, увидел самого правителя! В лучах осеннего светила занёс клинок он над поверженным маркизом! Но что случилось? Окрашен кровью на груди его наряд! Вот, пошатнувшись, король упал… – парень вновь взобрался на помост, продолжая рассказ чуть тише, так что все зрители невольно наклонились ближе, стараясь не упустить и слова из захватывающей истории. – Что было делать? Наш епископ (святой отец, да будут небеса благоволить ему покуда светит солнце над землёю грешной) мне помог бесчувственного Вильгельма (а я могу правителя так фамильярно называть его указом) вынести из пламени пожара. Минутой позже вышли Дит и Фрид, – Франц демонстративно наклонился, указывая рукой сначала на одного, затем на другого музыканта. – На их плечах висел поверженный, едва живой маркиз. Он был спасён дабы с позором быть представленным суду и заточенье получить до самой смерти страшной, за преступления свои несчётные, в темницу. И я метался меж Вильгельмом раненным и домом, пламенем объятым, хотел бежать на поиски графини, как агнец заколотой врагом! Но наш герой отважный пусть и юный, – вагант отошёл, открывая зрителям покрасневшего Бернда, – не щадя себя, в ожогах жутких, вынес на руках из дыма ангела едва живого! Как иронично это было, ведь наши голубки, возлюбленные ныне король и королева, чудом были спасены и оба ранены в одно и то же место. Одной рукой раненья получив, обоих шпага пощадила и краем сердца не коснувшись. Вы спросите: «Судьба ли это?». А я отвечу: «Провиденье!». Наш старый Вендэль и гадалка Зиби спасали жизни молодых влюблённых, покуда было это нужно, и передали в руки врачевателей надёжных. За подвиг наш король и королева, с момента как оправились от ран, и по сей день благоволят вагантам скромным, и путь в фамильный замок нам открыт, – он вопреки словам о скромности горделиво выпрямил спину. – Теперь вы знаете, друзья, как вышло так, что выжила графиня. В сей были, так на ложь похожей, ни слова я, поверьте, не приврал. О том спросите вы кого угодно – хоть стражников, хоть слуг, а хоть послов. Любезную Амелию, что ныне в замке пребывает с Верном. Ах, слышали бы вы, как весело смеялись графиня и король, проведав, что оба знали советника с младенческих времён, лишь клича разными барона именами. Всем был милорд как Северин знаком, лишь мать, жена и юная графиня его Верном звали. Но я ушёл в подробности иные, которых и не должно оглашать, вернёмся же к истории, друзья. Ещё один её участник в тени остался незаслуженно у нас. Что с Аделардом, спросит кто-то из толпы, и я отвечу! Наш бывший герцог жив и по сей день! Не удивляйтесь, братцы. В своём имении, в дали от города и шума, Ребекка с дочерью ведёт за ним уход. Был герцог ранен не смертельно, но отнялось у бедолаги всё, что было ниже головы, – Франц иронично усмехнулся, не скрывая отсутствия всякой жалости к судьбе недавнего правителя. – Сейчас он принял покаяние и вынужден терпеть заботу от своей супруги, а ведь она, по совести признаться, святая женщина, раз сохранила хоть частицу сострадания к мужчине, что так долго отравлял ей жизнь. Потише, братцы, – поднял руку вагант, чтобы утихомирить загудевшую в негодовании толпу. – Хочу я вашу ненависть и гнев немного остудить! Когда правителя нечестного впервые доктор посетил, в открытых мыслях, к смерти уж готовый, мужчина прошептал: «Я погубил довольно жизней невиновных, чтоб заслужить три вечности в аду». Почувствуйте его повинные слова и отпустите с миром. Да будет всем известно так же, что узнав о заточении сына, был Аделард повержен в скорбь и наконец узрел, каким чудовищем маркиза воспитал. Оставим же вершение судеб их героям, рассказывать о них не хватит целой жизни. Откланяться нам время всё ж велит, ведь ждут в Сэфпейсе при дворе ваших покорных слуг, где принц Готье – сын короля Стефана вот-вот с миледи Эмили во храме венчан будет! Мы вслед чете правителей Ладлера последуем к сему событию причастье возыметь!

Франц резко и глубоко поклонился, улыбка наслаждения громкими рукоплесканиями толпы расплылась по его лицу. Ваганты завершили свой концерт в очередном из городков Ладлера, поднявшего наконец измождённое лицо от избитой тяжестью рухнувшей тирании земли и впустившему в самую свою душу свежий ветер перемен.

Близился конец зимы, и тёплое дыхание юга уже гнало ручьи в речушки и озёра оживающей страны, леса готовились окрасить сотни тысяч крон деревьев во все оттенки зелёного, и птицы стройными клиньями уже летели к местам гнездовья из-за моря.

Жизнь здесь не била ключом и не замирала, она текла размеренно и тихо, как этого сейчас больше всего хотелось людям, ещё не до конца поверившим, что всё случившееся этой осенью в стране, им не приснилось в затянувшемся ожидании свободы.

Осыпающийся мелкой крошкой камень старинной лестницы с тихим шорохом, разнёсшимся эхом во мраке, покатился вниз по ступеням. Дрожащий круг света медленно плыл по заплесневелым стенам, не видевшим ни разу света дня. Тяжёлая дверь в самом дальнем углу западного крыла королевского замка, неприметная и хорошо спрятанная в лабиринте коридоров, была закрыта и осталась позади, а в ореол неясного свечения огня попали прутья ржавой решётки темницы смертников. Дрожь пробирала до костей в сыром сумраке подземелья, наполненном едва различимым стрекотанием и шорохами кровососущих тварей, нашедших здесь себе приют.