Homo Deus. Краткая история будущего - Юваль Ной Харари

То же случилось с другими человеческими чувствами и лежащей в их основе способностью обращать внимание на ощущения. Древние охотники-собиратели были начеку день и ночь. Бродя по лесу в поисках грибов, они чутко принюхивались и внимательно присматривались. Когда они находили гриб, то поглощали его с предельной сосредоточенностью, не упуская ни одного оттенка вкуса, отличавшего съедобный гриб от его ядовитого сородича. Членам нынешних процветающих обществ подобная концентрация и настороженность не нужны. Мы отправляемся в супермаркет и покупаем любое из тысячи разных блюд, одобренных органами здравоохранения. Но что бы это ни было – итальянская пицца или тайская лапша, – мы проглотим ее в спешке перед телевизором, не обращая внимания на вкус.

Благодаря развитому транспортному сообщению нам ничего не стоит встретиться с приятелем, живущим на другом конце города. Но даже когда он рядом с нами, мы редко сосредоточиваем на нем все наше внимание, так как то и дело отвлекаемся на смартфон, убежденные, что где-то наверняка происходит что-то более интересное. Современное человечество больно ОСП – Острым Страхом Пропустить, – и, хотя у нас больше возможностей выбора, чем когда-либо раньше в истории, мы разучились по-настоящему внимательно относиться к тому, что выбираем[259].

Вслед за обонянием и вниманием мы утрачиваем и способность жить в снах. Многие культуры верили, что увиденное и сделанное человеком во сне не менее важно, чем увиденное и сделанное наяву. Поэтому люди усиленно развивали свой дар видеть сны, запоминать их и даже контролировать свои поступки в мире сна, что было названо «осознанными сновидениями». Мастера «осознанных сновидений» умели свободно перемещаться по царству сна и утверждали, что поднимались на высшие уровни существования или встречали гостей из других миров. Современный мир, напротив, открещивается от снов, в лучшем случае как от выбросов подсознания, в худшем – как от ментального мусора. В результате сны играют в нашей жизни все меньшую роль, очень немногие развивают свои сновидческие навыки, а очень многие говорят, что спят без снов или никаких снов не помнят[260].

Станет ли наша жизнь более бедной и серой от снижения способности обонять, заострять внимание и видеть сны? Наверняка. Но для экономико-политической системы эта игра стоит свеч. Ваш босс хочет, чтобы вы постоянно проверяли свою корпоративную почту, а не нюхали цветочки и не грезили о феях. По тем же причинам грядущие усовершенствования человеческого разума, скорее всего, будут продиктованы политическими запросами и конъюнктурой рынка.

Например, используемый в американской армии шлем-концентратор внимания предназначен для того, чтобы помогать людям сосредоточиться на четко очерченных задачах и облегчить принятие решений. Но кто знает, не ослабит ли это способность сострадать и мириться с сомнениями и внутренними конфликтами. Психологи-гуманисты заметили, что человек, попавший в трудную ситуацию, зачастую не хочет быстрого выхода – он хочет, чтобы кто-то его выслушал и посочувствовал его страхам и беспокойствам. Представьте, что у вас постоянный напряг на работе, потому что новый начальник не ценит вашего опыта и настаивает, чтобы все делалось по его указке. После одного особенно неприятного дня вы берете телефон и звоните другу. Но у друга нет на вас ни времени, ни сил, поэтому он вас обрывает и сразу пытается решить вашу проблему: «О, кей, понял. Старик, у тебя два варианта: либо уволиться, либо делать, что говорят. На твоем месте я бы уволился». Но это вряд ли поможет. Настоящий друг проявил бы терпение и не торопился давать советы. Он выслушал бы ваши жалобы и подождал бы, пока ваши тревоги и противоречивые чувства улягутся.

По своему воздействию шлем-концентратор внимания в чем-то схож с нетерпеливым другом. Конечно, иногда – скажем, на поле боя – человек должен принимать решения молниеносно. Но не вся жизнь – бой. Если мы начнем прибегать к помощи такого шлема без особой надобности, то в конце концов утратим способность переносить растерянность, неуверенность и душевный разлад, так же как утратили способность обонять, грезить и концентрировать внимание. Система будет подталкивать нас в этом направлении, потому что будет награждать за принимаемые решения, а не за сомнения. Однако мир одних только твердых решений и быстрых выходов будет беднее и мельче, чем мир, в котором есть место сомнениям и противоречиям.

Смесь практического умения манипулировать разумом с полным незнанием ментального спектра и узкими интересами правительств, армий и корпораций – это рецепт больших неприятностей. Мы будем успешно модернизировать наши тела и мозги, теряя в процессе наш разум. Фактически техногуманизм может у простить человека. Система может ценить упрощенных людей не за какие-то сверхчеловеческие таланты, а как раз за отсутствие у них неудобных и ненужных ей человеческих качеств. Эти подчас неоднозначные качества дороги нам, но они мешают системе и замедляют ее движение. Каждый фермер знает, что умный козел все стадо перемутит. По этой причине аграрная революция и снизила умственные способности животных. А вторая когнитивная революция, задуманная техногуманистами, способна сотворить то же самое с нами, производя людей-винтиков, которые коммуницируют, передают и обрабатывают данные с беспрецедентной эффективностью, но практически не умеют ни уделять внимания, ни грезить, ни сомневаться. Миллионы лет мы были усовершенствованными шимпанзе. А можем стать сильно увеличенными муравьями.

Техногуманизм стоит перед лицом еще одной очень серьезной угрозы. Подобно всем гуманистическим религиям, он обожествляет человеческую волю, считая ее гвоздем, на котором висит Вселенная. Техногуманизм предполагает, что выбирать, какие ментальные способности развивать, тем самым определяя очертания наших будущих умов, будут наши желания. Но что случится, если в результате технического прогресса станет возможно изменять и формировать сами эти желания?

Гуманизм всегда подчеркивал, что распознать нашу подлинную волю непросто. Когда мы пытаемся прислушиваться к себе, то бываем оглушены какофонией спорящих голосов. Иногда мы не хотим услышать свой подлинный голос, так как опасаемся, что он раскроет нежелательные секреты и задаст неудобные вопросы. Многие люди старательно избегают заглядывать в себя поглубже. Успешная женщина-адвокат, озабоченная карьерой, заглушает свой внутренний голос, нашептывающий ей: сделай перерыв и роди ребенка. Совестливый солдат бежит от жутких воспоминаний о совершенных им зверствах. Женщина, запутавшаяся в силках неудачного брака, боится потерять материальное положение, которое обеспечивает супруг… Гуманизм не считает, что у такого рода проблем есть очевидное общее для всех решение. Но гуманизм требует, чтобы мы набрались мужества, прислушались к мнениям изнутри, даже если они нас пугают, вычленили свой подлинный голос и последовали его советам, невзирая на трудности.