Когда запоют мертвецы - Уна Харт

– Ты хочешь наслать проклятие на Клауса Хедегора? – догадался Магнус. В его голосе Диса не услышала ни нотки осуждения.

– Нет. Если судья окажется непреклонным и скончается, то на его место заступит новый, а может, за дело возьмется и сам вице-губернатор, и тогда моему мужу конец. Но Боуги сказал, что у Клауса Хедегора есть слабое место. Ради своей единственной дочери он проползет на коленях через всю Исландию.

– Девушка ни в чем не виновата, – заметил Магнус.

– Она чиста, как слеза, – подтвердила Диса. – Тем печальнее будет смотреть на ее страдания.

– А если проклятие ее убьет? – тихо спросил Арни.

Диса дернула плечами:

– Значит, с судьей мы будем в расчете. Осталось решить, что использовать.

Магнус вздохнул и потер глаза, вдавив большой и указательный пальцы в уголки.

– Я нашел то, что нужно. Что вы знаете о ганд-мухе?

* * *

Больше всех о ганд-мухе знал Арни. Ему о ней рассказывал Эйрик, хоть и предостерегал против ее использования. Муха эта представляла собой обыкновенное большое насекомое зеленого цвета и с прозрачными крылышками, на вид похожее на мотылька, только с крупным и мясистым тельцем. Такие колдовские мухи, созданные при помощи ведовства из тела мертвеца, вгрызаются в плоть тех, на кого их наслали. Насекомые предпочитают заднюю сторону шеи – так легче проникнуть в голову, чтобы перед смертью вызвать агонию и видения адских мук. Жертва погибает через неделю, умоляя умертвить ее, потому что страдания становятся невыносимыми. Ими-то муха и питается.

– Понятно, – сказала Диса, когда Магнус и Арни описали ей, как действует ганд-муха. – Что ж, у меня есть для вас мертвецы.

Она прекрасно помнила, где закопались утбурды, чья мать теперь отдыхала в роскошной усадьбе аульвов. Магнус заверил Дису, что там о Стейннун позаботятся и подберут подходящего жениха, которого не будет волновать ее прошлое. Батрачка вскоре придет в себя, окрепнет и вернет себе прежний веселый нрав, и тогда у нее отбоя не будет от молодых аульвов, прислуживающих в усадьбе. А Магнус и Лауга дадут девушке солидное приданое.

– Раз у нее так замечательно складывается жизнь, вряд ли ей потребуются трупы детей, – отметила пасторша, и никто не стал с ней спорить, хотя Магнус вздрогнул.

Сам он, как объяснил Дисе и Арни, не мог пробудить покойников – никогда этого не умел, сколько ни пытался. Дар духовидца отнял у него любые другие способности. Когда Арни понял, что вся работа ляжет на него, то задышал тяжело и нервно и стал тереть друг о друга вспотевшие ладошки, но отступать было некуда. Пока Магнус объяснял ему, что потребуется делать, Диса взяла заступ и парой сильных движений скинула землю с двух мертвых младенцев. В своей небольшой самодельной могилке они смотрелись почти трогательно, переплетясь ногами и руками, как во чреве матери. Почему-то Диса ожидала, что малышки проснутся, оказавшись без своего одеяла из сырой земли, но младенцы лежали не шелохнувшись.

Смотреть на колдовство она не стала. У нее нашлось дело поважнее – собрать вещи, чтобы с первыми солнечными лучами отправиться в Бессастадир. Лошадям потребуется целый день, чтобы добраться до резиденции, но их придется оставить на подъезде, чтобы не привлекать к себе внимания. Трав оставалось совсем немного, и ни одна из них не годилась для дела: ни чирьев, ни пяточной шпоры, ни родов ни у кого в ближайшее время не предвиделось. Нужно было взять только самое необходимое: одежду, башмаки себе и Арни, по паре мисок с ложками, да, пожалуй, немного отвара, каким обычно она облегчала суставную боль у брата.

Краем глаза сквозь приоткрытую дверь Диса видела, как Арни, стоя на коленях с зажмуренными глазами, раскачивается, вполголоса читая заклятия. Лицо его покрылось потом от напряжения, жидкие волосы прилипли к вискам. Интересно, подумала она, правда ли, что Магнус не умеет насылать проклятия или он просто не хочет марать сан такими непотребствами? Что вообще аульвы думают на этот счет?

Извлеченные на свет младенцы стали медленно скукоживаться, чернеть и сливаться друг с другом – так тени, находя друг на друга, становятся гуще и темнее. Наконец утбурды «слепились» в плотный шар – субстанцию на вид неприятную – и стали постепенно уменьшаться, пока не усохли почти до невидимости. Арни протянул руку ладонью вверх и поднес ее к глазам. Диса выглянула из-за двери и поймала взгляд брата, полный смятения.

– Давай-ка сюда.

Если Арни не хочет брать грех на душу, она сделает это сама. Пересадить муху было легко – та переступала лапками с руки на руку, как маленькая прирученная птичка.

– Нужно шепнуть имя.

Диса улыбнулась. Она наклонилась над мухой, и готова была покляться, что та выжидательно смотрит на нее своими сетчатыми глазами.

– Эльсе Хедегор.

Прошла всего пара мгновений, прежде чем ганд-муха расправила свои прозрачные крылья и исчезла с руки. Дело было сделано.

В Исландии считается, что, если казнили невиновного человека, на его могиле непременно прорастет рябина. От рябиновых рощ исходит свечение. Ни за что нельзя губить деревья, не то навлечешь на себя беду…

Все это Эйрик рассказывал юному датчанину, Сёрену Хансену. Молчаливый слуга держался с неизменной вежливостью и каждые несколько дней спускался в темницу к заключенному, чтобы узнать, удобно ли ему. Если Эйрик просил что-нибудь, чего Сёрен принести не мог – книги, к примеру, – тот отказывал учтиво, но без возможности оспорить свое решение. Впрочем, пастору разрешили иметь при себе Библию и огарок свечи, который он мог жечь по своему усмотрению. А также ему оставили длинные обрезки материи для перевязки пальцев.

Эйрик стал подозревать, что Сёрен приходит к нему по собственной воле, потому что юноша появлялся в то время, когда большинству слуг полагалось спать. Он очень редко заговаривал с пастором о чем-то постороннем, но охотно слушал истории, которые рассказывал Эйрик. Однажды молодой человек не приходил несколько дней, и когда пастор спросил, что его задержало, Сёрен неохотно признался, что дело в болезни дочери Клауса Хедегора, Эльсе. Девушка хворала уже несколько дней: металась в лихорадке, никого не узнавала, на губах ее выступила пена. Симптомы были тревожными и опасными. Судья сильно переживал недуг дочери. Не так много времени прошло с тех пор, как он потерял жену, с которой жил душа в душу, и тут такая напасть!

Как показалось пастору, Сёрен тоже волновался. Эйрик предложил ему помолиться вместе, и юноша не отказал. Но Эльсе это не помогло. С каждым визитом лицо Сёрена становилось все мрачнее, а новости – все хуже. Девушка уже не вставала с постели и сильно похудела. Пищу она не принимала, потому что ее тут же начинало тошнить, а головные боли стали такими сильными, что не давали спать ночами. Клаус Хедегор подозревал, что Эльсе заболела не случайно, а стала жертвой колдовства.

– Я не мог ничего с ней сделать, – возразил Эйрик. – Вы же сами заключили меня в темницу, где даже если бы я умел, то не смог бы колдовать.