Полцарства - Ольга Покровская

– Но ты же не пишешь никаких «пунктов»! Ты открываешь в человеке ресурсы! – отчаянно возразила Софья.

– Я ничего не открываю. Я удовлетворяю страсть к имитации, – возразил Болек. – Имитация духовного развития, иллюзия движения к цели – и великая пустота в конце.

– Хорошо! Займись преобразованиями! – не сдавалась Софья. – Открой философскую школу, раз уж тебя так переклинило! Главное – не теряй свою публику, сохрани хотя бы базу! Как так можно, я не понимаю? Пятнадцать лет коту под хвост!

– Соня, мне не о чем говорить с людьми. Пара воплей, которые ты сейчас выслушала, – это всё, что есть на данный момент. Я ноль, снабжённый массой полезных приспособлений. Такая же обезьяна, ну, чуть половчее – считаю уже до ста, – улыбнулся он с грустью.

– Найми специалистов! Сделаем новый проект!

– Время пока не созрело, – сказал Болек, окидывая взглядом людный сквер. – Так что спрыгиваем с поезда и айда в детство!

Софья, поняв, что спор проигран, покачала головой.

– Для меня, кроме прочего, это был заработок. Конечно, есть ещё проекты, не пропаду… Нет, вы все сговорились, что ли? Нашли время сходить с ума!

– Соня, мне очень жаль, но я уже посадил самолёт, – сказал Болек и, взяв так и не тронутый ею сэндвич, возобновил завтрак. – Не отрицаю, это была аварийная посадка! – продолжал он, в паузах с аппетитом уплетая бутерброд. – Возможно, я садился в лесу и снёс пару сосен. Зато жив и собираюсь насладиться этим обстоятельством! Прости меня. Я выплачу тебе трёхмесячную зарплату! И давай о чём-нибудь другом. Ты ведь хотела поговорить? Что случилось? – Он сунул недоеденный хлеб в пакет, отряхнул с ладоней крошки и внимательно посмотрел на сестру.

– С чего ты взял?

– У тебя дёргается бровь. Ты хотела поговорить о вероломном Жене Никольском? – спросил он, следя за мимикой сестры. На имени Курта она сглотнула.

– Болек! Оставь свои штучки!

– А чем я виноват? По тебе это видно! Так что случилось?

Софья отвернулась. Ветер сгрёб её волосы и кучей мотал по плечам, не заботясь о красоте.

– Ася пришла с браслетом из бабочек. Я видела их, давно. Он говорил, что купил их в Барселоне, в подарок своей собственной душе. И вот теперь, как видишь, душа нашлась – это наша Ася! А я за него иду под суд. Скажи, ну зачем, зачем я ввязалась? – с горечью спросила она.

– Соня! Ну ведь не за браслет же! – напомнил Болек. – Ты ввязалась просто так, безо всякой корысти. И, кроме того, разве бабочки – это твой стиль? Я вот видел на Тверской авторское кольцо со скорпионом. Изумруды и белое золото. И ещё подумал – надо будет потерять его где-нибудь в районе нашей «банки с детством». Ты бы его нашла во время раскопок, а я бы наврал, что откопал его двадцать лет назад в прибрежном иле. А не подарил, потому что струсил. А? Как тебе легенда? Скорпиончик, кстати, живой – там камни так закреплены, дрожат. – Болек внимательно поглядел на Софью – она совсем растерялась – и сказал задушевно: – Ладно, бог с ним. Может, пойдём побродим?

Ни о чём серьёзном больше не говоря, зато совпав ритмом шагов, охваченные общим тревожно-лирическим духом, они дошли до набережной. Дальше Софье предстояло направиться в офис – исполнять прихоть босса по уничтожению созданного с таким трудом. Болек же собрался посвятить день вопросам аренды территории под приют.

– Не жалей, что выручила Курта! – сказал он на прощание. – А то будешь потом себя винить. Имей в виду: человек с комплексом вины непригоден для счастья. И ещё… – прибавил он тихо, как особо секретную информацию. – У меня появилось предчувствие: в вашей ситуации с аварией назревает вариант «выиграл-выиграл».

Вечером, закончив рабочие дела, Софья не пошла домой, а отправилась на Тверскую, в надежде встретить в одном из ювелирных упомянутое Болеком колечко. В третьем по счёту магазине на вопрос, не у них ли она видела подобное кольцо, продавщица вынула бархатную дощечку: «Это?» Перед Софьей блеснула шкура сказочного земноводного, вечный миг соскальзывания в илистую глушь. Вздрагивал изумруд, в его лесной глубине отражалась млечная россыпь бриллиантовой крошки. Софья примерила – кольцо было в пору – и в смятении ушла.

После чуда с Дружком и Филькой ничего волшебного с гражданами погоревшего приюта больше не происходило. Никто не откликнулся на красочные объявления в соцсетях и не забрёл в Полцарства по совету друзей, чтобы взять на попечение какого-нибудь старого пса. Утром Ася говорила с Виолеттой по поводу завтрашней ярмарки, и та расценила случай с Филькой как большое везение. «И не отступайте, раз вам так фартит! Вкалывайте!» – сказала она и простилась с Асей до завтра.

С матерчатой сумкой через плечо, набитой кипой листовок, фотографий собак и прочих «раздаточных материалов», Ася вышла на улицу и направилась по первому адресу в списке. Перед ней стояла задача – обойти как можно большее число зоомагазинов. Субботний день, когда люди, выспавшись и неспешно позавтракав, отправляются за кормом для питомцев, как раз подходил для подобного рейда.

Спросив разрешение у сотрудников, Ася вешала афишку ярмарки, но не уходила сразу, а задерживалась у входа – твёрдо решив в каждом месте отдать не менее десятка рекламок в «правильные» руки.

Ася отслеживала быстрым взглядом входивших и определяла по стуку сердца, перед кем имеет смысл завести проникновенную речь.

«Я ничего не продаю и не собираю никаких средств! – первым делом заверяла она приглянувшуюся персону. – Просто хочу рассказать про наш приют!»

Видимо, в ситуации цейтнота и стресса Асина интуиция обострилась – все, к кому она обращалась, оказались милыми людьми, ни один не «послал» её грубо. Однако и толку не было. И вот в пятом или шестом магазинчике, недалеко от лесопарка – сверкнуло.

Когда в магазин вошла молодая пара, Ася почувствовала вспышку сразу. Никогда ещё ей не доводилось видеть такой красивой четы, двоих людей, совсем не похожих внешне, но слитых в один огонь. Она – веер лёгких золотых искр. Он – пламя тёмное, ало-синее, пограничное с цветом ночи.

Молодая рыжеволосая женщина, с лицом писанным тонкой кистью, как у царевен на шкатулках «федоскино» («барышня» – про себя назвала её Ася), с любопытством взяла листовку, вгляделась в коллаж из грустных собачьих морд и ахнула:

– Смотри, как похож! Вылитый! – сказала она мужу, темноволосому парню с несвоевременной сединой у лба, и ткнула пальчиком в портрет Дружка. – Прямо душа переселилась! Правда? – Спохватилась и обернулась к Асе. – У меня был пёс, такой любимый! Совершенная дворняга!

– Это Дружок, Дружка мы уже отдали. Но тут много ещё… – торопливо заговорила Ася. – Вот посмотрите, пожалуйста! Есть фотографии, а есть вот даже портреты… – объясняла она поспешно и вздрагивающими от волнения пальцами искала в папке нужные картинки. – Это наш приют, Полцарства, – его устроил подросток. Просто нас разгоняют, а так бы он никогда их не отдал, они хорошо жили, получали всё необходимое лечение… – Ася оборвала и испуганно взглянула на барышню. Как сказала ей Виолетта, не нужно раньше времени уж слишком расписывать «минусы» собак. – Вот, смотрите, это наша Василиса! – переведя дух, продолжила она и нашла в папке фотографии и акварельный портрет самой красивой собаки приюта – похожей на колли, с тонкой мордой и восхитительно длинной шерстью.