Полцарства - Ольга Покровская

Ася помотала головой – вытряхнуть дикий образ и поспешно заняла ум списком дел. Собраться на завтра – всё, что нужно для ярмарки. К Соне подойти и обнять, пусть даже и оттолкнёт. А главное – поставить будильник, чтобы ночью позвонить узнать – добрался ли Саня в Калугу и как там его встретили.

Ничего этого Ася не сделала. Тяжко вздохнув, пошла на кухню, мазнула на сухарик малинового варенья из маминой банки и, вкушая, забылась.

Когда затем она возвратилась в спальню, Чернушка, скромно расположившись на подстилке, догрызала украденные со стола иерусалимские свечи.

Следующим утром Саня вернулся в Москву. Подремать в электричке не удалось. Мешала раздражённая память, без конца крутившая сцену ночного свидания. Он подошёл к дому Марусиной матери около трёх ночи. Это был обычный деревянный сельский дом, палисадник с вишнями, калитка отперта. В светлом окне Саня увидел ещё не улёгшееся застолье. За разворошённым столом с остатками еды и опустевшей бутылкой сидели трое: Маруся, её полная мать с выбившимися из пучка волосами и крепкий сельскохозяйственного вида мужчина. Саня не помнил, чтобы видел его на свадьбе. Отчего-то ему подумалось, что это мог быть Леночкин отец. Маруся говорила, тот жил по соседству, вместе учились в школе. Если бы всё вдруг вернулось на круги своя – как будто и не бывало этих двух лет – вот было бы счастье! – подумал он порывом и, взойдя на крыльцо, решительно постучал.

Открыли сразу.

– Вам чего? – выглянув, спросила Маруся. Несмотря на поздний, граничащий с утром час, её лицо было по-праздничному распаренно и оживлённо.

Саня не помнил своей реплики – сохранились только слова жены.

– Да я знать не знаю, кто вы! – усмехнулась она в ответ и, нагло глядя на Саню, подождала, скажет ли он что-нибудь.

Саня вдруг понял: ей хотелось драки, самого грубого и простого отмщения. Разговор по душам, ради которого он ехал, был невозможен.

Выйдя из электрички на утренний вокзал, он вспомнил, что сегодня выходной и у Пашки – ярмарка собак. Обрадовавшись, что не нужно выбирать, куда направиться, он поехал в лес.

Если бы Страстную неделю невероятным образом совместили с Пасхальной, смешали бы скорбь разлуки с ликованием вечной любви – получилось бы чувство, похожее на то, что колыхалось в груди не спавшего ночь Сани. На восточной стороне аллеи, сквозь нежную зелень было видно, как встаёт небо и выносит на себе солнце. Оно выносило его из пучины, которая нам не видна, но, если установить экран и транслировать небо над Америкой, мы увидели бы обычный вечерний пейзаж какого-нибудь американского городка или фермы. И тогда расколотый надвое день наконец смог бы стать целым.

На пустой аллее – словно караулил нарочно – Саню окликнул Курт.

– Александр Сергеич, это откуда вы такой зелёный? – спросил он, подстраиваясь под ритм его шагов.

– Из Калуги, – бессознательно отозвался Саня.

– Из Калуги? Рано выехали?

– В пять двенадцать.

– Если ты встал в пять, нетрудно весь день быть талантливым! – сказал Курт. Он был в прекрасном настроении, слегка взбудоражен. – Знаете, а я помню, я в институте часто рано вставал! Идёшь по улице – и в голову валятся песенки. Ты в них как в метели. Но это такая сказка про дудочку и кувшинчик – только достанешь, куда записать, а их и след простыл. Хорошо если хотя бы строчку поймаешь – считай, повезло! А что вы забыли в Калуге?

– Ездил к жене, – проговорил Саня. – Что-то у неё… с головой. После ярмарки поеду снова.

– И напрасно. Эта история закрыта! – уверенно возразил Курт. – Живите спокойно. К сожалению, не могу рассказать вам всего, что знаю. Заключил соглашение чести – не имею права разглашать. Но когда пройдёт срок давности, расскажу обязательно.

Саня остановился и удивлённо поглядел на своего спутника. Что-то в нём поразило его – скорее всего, выражение небывалой радости и свободы, как будто всё творящееся находилось у Жени Никольского под контролем.

Безо всякой логики, одним сердцем, он спросил:

– Женя, что ты задумал?

– Александр Сергеич, вы прямо как в кино спрашиваете! А в общем да, угадали – задумал! Но пока не скажу, чтоб не сглазить. И по поводу вашей Маруси, вот правда, не сердитесь, не могу пока сказать. Даже не настаивайте. Скажу в своё время.

Саня и не собирался настаивать. Ему хотелось оказаться максимально далеко от интриг, ничего не знать ни о чьих «соглашениях чести».

– Я, кстати, возьму к себе всех, кого не разберут! – сменил тему Курт. – Пока новую территорию не подготовим. Конечно, родители меня будут бить и душить – это же их квартира! Ну, что тут сделаешь! Надо было выбирать – и я выбрал.

– Женя, не надо этого… – перебарывая вдруг навалившуюся тяжёлую печаль, проговорил Саня. – Теперь собак можно и ко мне. Кота ведь увезли. Поживут у меня, сколько нужно, а там посмотрим! – И, поняв, что больше не может продолжать разговор с возрождённым из пепла Женей Никольским, ускорил шаг.

Они молча прошли по аллее, затопленной невесомым золотом мая, а когда вышли к шахматному павильону, оказалось, что ни во дворе, ни в домике, ни в Танином ветпункте никого нет – если не считать одиноко забурчавшего Джерика. Видно, на время ярмарки его заперли в кабинете.

Саня поднялся в домик по хлипким ступенькам и заглянул: в комнате пахло шампунем, влажной собачьей шерстью. Пол усеяли разномастные волоски, а на столе, брошенный наспех и даже не выдернутый из розетки, валялся фен. Саня нагнулся и вынул вилку.

– Они у пруда, там, где будет ярмарка, – сказал Курт.

* * *

С самого утра на небольшой площади перед прудом обустраивалась Ярмарка. Было поставлено несколько складных столов с сувенирами. Продукцию – холщовые сумки, календари и магниты на холодильник собачье-кошачьей тематики привезла Виолетта. Тут же были и Асины акварельки. Дома, порывшись в коробках и папках с рисунками, Ася нашла кучу умильных котят и щенков, роз, ромашек и бабочек. Всё это, ненужное ей теперь, пригодилось на ярмарке.

На отдельном столе были собраны ветеринарные карты и шаблоны договоров. Ими заведовала Татьяна в форме врача – зелёных брючках и робе.

Обычно на подобных мероприятиях выставляли самых перспективных собак – молодых и красивых. Пашкина гвардия была сплошь из доживающих. По мнению Виолетты, примчавшейся с утра вместе с девочкой-аниматором Аней, налегать тут следовало на «биографию и личные качества». История каждой собаки была распечатана и закреплена под соответствующим портретом.

Пока готовились, Ася то и дело строго поглядывала на небо, вразумляя двигающуюся с востока тучу проползти над парком, поджав живот. Пусть роскошь майской грозы с её грохочущей свежестью достанется иным районам столицы, а нам оставьте ясное небо, хотя бы до вечера!

Когда показались Саня и Курт, Ася подбежала к брату, расспросить о ночной поездке, но, приблизившись, раздумала. Результаты были написаны у него на лице.