Пардес - Дэвид Хоупен

Жжение переместилось к горлу, иссушило слова во рту.

– Воды, – попросил я, борясь с приступом кашля, – здесь есть вода?

Рядом со мной материализовался Эван.

– Не проси здесь воды, – произнес он. – Иди за мной. Нужно поторапливаться, пока можно.

Мы брели под ливнем, молнии раскалывали густо-черное небо, вдалеке маячила башня, краем глаза я видел зверей, они двигались парами. Я был Сципионом[295], я заплутал среди сфер, я взирал на Карфаген с вышины, величественная вселенная полнилась звездами. Мы шли бесконечно, мы боролись с ветром, время растягивалось вокруг нас. Эван, опираясь на посох, то и дело оступаясь, вел нас по лесу; наконец мы вышли на поляну. Вход в пещеру окружали деревья. Эван повернулся к нам:

– Сюда.

Ноах вытянул шею, заглянул внутрь.

– Нам нельзя туда. Там нет света.

– Там, куда мы идем, свет не нужен, – возразил Эван.

– И куда же? – спросил Амир. – Что там, внутри?

Нет ответа. Эван устремился в темноту.

Мы помедлили, задержались под дождем. Но выбора у нас не было. Мы кивнули друг другу и направились следом.

Мы вошли в сад. Там тянулись аккуратные ряды деревьев. Вокруг раскинулись бесконечные пышные поля, всюду виднелась сочная зелень. На ветках висели крупные плоды, белые цветы распускались прямо перед нами. Сбоку был пруд, на берегу его высился валун с ровным отверстием посередине, из отверстия в пруд сочилась вода. В центре сада росло чуть увядшее древо, Эван остановился перед ним. Ноах медленно шел по цветам, любовался красочными полосками. Амир преклонил колени у ручья, уставился на воду; легкая дымка застилала даль. Я осознал, что дождь закончился, что я снова сухой, что меня затопило густое тепло и облегчило мою жажду. В голове мелькали давние воспоминания: я учусь ездить на велосипеде, впервые накладываю тфилин, пятый мой день рождения, папа надписывает мою первую Гемару, я просматриваю письмо о том, что меня приняли в Принстон, читаю с мамой “Оживленную улочку плюшевого мишки”[296], целую Софию в ту ночь на пляже. Я пошатнулся, как пьяный, точно вернулся домой из долгого трудного путешествия.

– Амир хорошо придумал. – Эван оторвался от дерева, кору которого гладил. – Надо будет залезть в воду.

– Эван, – сказал я, – Оливер пропал.

Эван не двинулся с места.

Ноах поспешно вернулся к нам.

– Разве Оливер не вошел сюда?

– Надо его найти, – сказал я. – Нельзя же бросить его… там.

Ноах нахмурился, оглядел свою пурпурную мантию.

– Там – это где?

– Не знаю. – Я ненадолго задумался. – У зеркала? Под дождем?

– Дождь кончился, – невозмутимо вмешался Амир, он по-прежнему не отрываясь гляделся в воду, едва не касаясь ее носом.

– Он кончился здесь, – сокрушенно сказал я, поворачиваясь на месте, – но не там.

– То есть вы это видите? – К нам подошел Эван. – Вы всё это видите?

– Я поищу его, – слабо, словно силясь стряхнуть забытье, произнес Ноах. – Я пойду туда.

– Нет, – возразил Эван. – У него все отлично. Ему нужно побыть одному.

– О чем ты? – спросил я. – А вдруг он…

Эван покачал головой:

– Нас всех накрыло по-разному. Оставь его в покое. Главное, чтобы мы четверо держались вместе. Поверьте мне.

Смех сорвался с моих губ – смех, какого я раньше не слышал.

– Поверить тебе?

– У него все в порядке, честное слово, – настаивал Эван. – Но поклянитесь, что не уйдете из сада. Это опасно.

Ноах прищурился:

– Почему опасно?

– Если вы сейчас уйдете, уже не вернетесь.

– Окей, – согласился Ноах. – Тогда я клянусь.

Я подошел к кромке воды. Я видел свое отражение. Мне показалось, что я красив, но словно бы старше на несколько лет. Щетина, глаза темные, уставшие. Короткая стрижка, лицо осунулось. Чем дольше я вглядывался в себя, тем больше походил на отца, только моложе.

– Амир, что с тобой?

– Все в порядке. – Амир оторвал взгляд от воды, протянул мне руку, я помог ему встать.

– Амир. Иден. Вы должны поклясться, что не вернетесь туда, – сказал Эван.

– Хватит уже, – ответил Амир. – Клянусь.

– Иден?

Я смотрел на Эвана, разглядывал его шрам – и понимал, что связь с прежней жизнью вот-вот оборвется. Молчаливый мальчик, ютящийся на заднем ряду на шиурах рава Глика в Бруклине, размышлявший о том, как бы половчее убежать от прекрасных вещей, которых не понимает, исчез.

– Клянусь, – произнес я.

– Хорошо, – ответил Эван. – А теперь нам нужно выкупаться. – Он аккуратно разделся, прошел мимо нас, окунулся в пруд. “Посмотрите на Нахшона, – подумал я. – Он первым вошел в Красное море”. Мы последовали за ним – обнажились и вошли в воду.

Амир, голый, с круглыми от испуга глазами, застыл на краю.

– Я не пойду. Я… не могу.

Эван вернулся к берегу:

– Придется, если хочешь увидеть.

Впервые на моей памяти Амир смотрел на Эвана не с вызовом, не с раздражением или презрением, а со страхом.

– Увидеть что?

Эван оттолкнулся от берега.

– Ты знаешь ответ.

Амир тут же вошел в воду.

– Задержите дыхание на тридцать секунд, – велел Эван. – А потом встретимся у дерева.

Конечности мои мгновенно онемели от ледяной воды. Я открыл глаза под водой. Эван смотрел на меня в упор.

Мы вышли на берег, и оказалось, что мы сухие, хотя мы даже не успели одеться. На мои щеки вернулся румянец. К пальцам вернулась чувствительность.

– Вряд ли вы голодны. – Эван сорвал с дерева гранат – маленький, с небольшой короной, густо-багровый – и протянул мне. – Один укус, – сказал он. – Всего один.

Я откусил кусок, передал гранат Ноаху. Терпкий, кислый, взрыв сока. Я выплюнул зернышки, вытер губы тыльной стороной кисти. Гранат перешел от Ноаха к Амиру и обратно к Эвану, тот откусил в последний раз, по подбородку его потекла красная струйка.

Вдруг все вокруг зашевелилось. Сверху донесся шепот. Цветы закачались, ветки под моими ногами захрустели в унисон. Над водой навис сумрачный силуэт.

Амир отступил на несколько шагов:

– Что за чертовщина?

Сумрачный силуэт затрепетал. У меня было отчетливое ощущение, что сумрак дышит, что он все время был здесь, ждал терпеливо, пока зеркало разлетится на осколки, трава пожухнет, цветы увянут, пока истекут сроки жизни, кончатся империи, разрушатся семьи, растают мечты, созданные человеком. “Если Иешайяху прав, – подумал я, – и Бог создал не пустоту, а обитаемый мир, как же тогда освятить скорбь человеческой жизни?” Сумрак зашевелился, спокойно двинулся к нам. Кто-то взял меня за плечо. Эван оттолкнул меня в сторону, вышел вперед, предстал перед бесформенной пустотой.

– Эван, – выкрикнул Ноах за моей спиной, – уйди оттуда.

Послышался рев воды, смерть переплелась с жизнью. Сумрак приближался все быстрей.

– Эван!

В последний миг перед тем, как сумрак достиг его,