Пасьянс на красной масти - Кирилл Шелестов

— Хотя бы! — парировал он с вызовом.

— А вы бы их меняли время от времени, — посоветовал я. — Даже плохой эстрадный артист обновляет набор своих острот раз в год. Хотите, я на досуге придумаю для вас что-нибудь забавное? Нет? В таком случае, я, пожалуй, пойду. Все равно ничего нового не услышу. Не возражаете?

Я поднялся и отодвинул стул. В мертвой тишине скрип ножек по паркету прозвучал зловеще.

Лисецкого затрясло. Его щеки запрыгали.

— Сядь! — рявкнул он. — Ты что себе позволяешь?! Ты с губернатором разговариваешь!

— Когда хочу, — поправил я, мягко улыбнувшись ему в лицо. — А когда не хочу — не разговариваю. Это называется демократия. Шутка. Дарю.

Он побледнел. Я посмотрел в его синие глаза, которые от ярости стали голубыми и старчески-бессильными. Потом я, не спеша, продефилировал мимо него к двери и, подчеркнуто вежливо попрощавшись, вышел.

Когда на улице я закуривал, то мои пальцы предательски подрагивали. Я не гордился собой. Все вышло на редкость глупо и по-мальчишески безответственно. Я не имел права так поступать. Я вновь подвел друга и начальника, я поставил под удар успешность проекта. Я нажил себе врага в лице губернатора области. Черт, я все понимал! И, все же, черт! Черт! Я совершенно точно знал, что если бы эта сцена повторилась, я не смог бы повести себя иначе.

Когда я подходил к гостинице, мне на мобильный телефон позвонил Храповицкий.

— Ты осознаешь, что ты натворил? — осведомился он сдавленным голосом.

— Да! — коротко ответил я. — Извини, пожалуйста.

— Ты считаешь, что можно наплевать на все, взорвать колоссальный проект, в котором задействованы сотни людей, потом сказать «извини» и считать вопрос исчерпанным? — Голос его звенел от бешенства.

Признаюсь, я уже устал извиняться. Я уже от всего устал.

— Прости, — повторил я. — Я готов написать заявление об увольнении. Надеюсь, это несколько исправит ситуацию.

— Пиши! — крикнул он и бросил трубку.

Часа два я провел в номере, слушая по телевизору новости на английском. Потом я все-таки заснул. Меня разбудил телефонный звонок. К моему удивлению, это был Гозданкер.

— Не хочешь прогуляться? — спросил он без предисловий.

— Иду, — ответил я коротко, даже не пытаясь угадать причину, по которой Гозданкера потянуло на романтические ночные прогулки в моем обществе.

Ефим ждал меня внизу, нахохленный и сосредоточенный. Мы приветствовали друг друга масонской улыбкой и, ни слова не говоря, вышли из отеля. Стемнело, и шумная ночная жизнь уже бурлила на улицах. Ефим брел не спеша, подволакивая ноги и с любопытством оглядываясь по сторонам. Я шел рядом, не начиная разговора. Я понимал, что он вызвал меня не просто так, что у него есть цель. Разумеется, я уже начал догадываться о том, какое направление примет беседа, но я не собирался облегчать ему задачу.

— Лисецкий тебе никогда не простит сегодняшней сцены, — задумчиво произнес Ефим наконец. — Он очень злопамятный.

— Значит, и ему, и мне придется привыкать к новым отношениям, — заметил я с несколько наигранной беспечностью.

Гозданкер понимающе кивнул, словно и не ожидал от меня другого ответа.

— Володя, кстати, тоже, — продолжил он после паузы, с многозначительным нажимом.

На это я не ответил. Тема начала обозначаться.

— Что собираешься делать? — поинтересовался Ефим небрежно.

— То же, что и раньше, — пожал я плечами. — Жить.

— Чем заниматься?

А вот это был уже почти прямой вопрос, подразумевавший, что возврата к моим прежним занятиям для меня не существует. Я покривился.

— Не забывай, меня еще не уволили, — напомнил я. Что было не вполне точно, поскольку соответствующее распоряжение начальника я, можно сказать, уже получил.

— Уволят! — уверенно пообещал Гозданкер.

— Из-за Лисецкого?

— При чем тут Лисецкий! — отмахнулся Ефим. — Даже у него не хватит наглости требовать у Храповицкого твоего увольнения. Так грубо в чужую епархию не влезают. К тому же он отлично понимает твою роль в совместных начинаниях. Гораздо удобнее держать тебя при себе, но на коротком поводке. Этот сумасшедший проект ведь ты придумал?

— Скажем так, я принимал в нем участие, — отозвался я скромно.

— А аферу с переизбранием Кулакова тоже ты провернул? — Он хитро покосился на меня.

— Нет! — ответил я поспешно. В свое время я дал себе слово никогда в этом не признаваться и твердо его придерживался.

— Лисецкий считает, что ты! — усмехнулся Ефим. — А я, так спорить могу, что ты! Хотя я не в курсе деталей. Кажется, там даже Храповицкий не понял, что именно произошло.

— Давай оставим эту тему, — попросил я.

— А теперь ты снова замутил что-то непонятное с выборами в Нижне-Уральске. И в результате вы хапнули азотный комбинат! — не унимался Гозданкер. — Ты думаешь, я не знаю, что ты не вылезал оттуда все последнее время?..

— Ефим! — взмолился я. — Давай поговорим о женщинах. Вот помню, захожу я однажды в женскую баню…

— Я не хочу говорить о женщинах, — перебил меня Гозданкер серьезно. — Я хочу говорить о делах. Ты умный человек.

Я почему-то вдруг вспомнил, как я скакал на сцене ночного клуба и фыркнул.

— Чему ты смеешься? — удивился Гозданкер.

— Был бы я такой умный, как ты обо мне думаешь, сегодняшнего эпизода бы не случилось! — ответил я с досадой.

Гозданкер подумал над моими словами.

— Не знаю, — возразил он. — Может быть. А может, и нет. Тут другое. Ты отстаиваешь свое право на независимость. Это глупо лишь в том случае, если ты не знаешь цены, которую придется заплатить за независимость. То есть если ты хочешь быть богатым, как я или Володя, а ведешь себя так, как тебе нравится, то это, конечно, по-дурацки. Ты хочешь быть таким же богатым?

Я не раз задавал себе этот вопрос. И я знал на него ответ.

— Для этого мне пришлось бы слишком много в себе менять, — отозвался я. — По сути это означало бы жить вашей жизнью. Если формулировать коротко, то для того, чтобы стать такими же богатыми, как вы, нужно жить с вашими женщинами. Я не готов жить с вашими женщинами.

Гозданкер коротко рассмеялся.

— Ну да, — кивнул он. — В этом что-то есть. А тебе не обидно, что на твоих идеях зарабатывают другие? — живо спросил он. Видимо, эта мысль его давно занимала. — Причем, огромные деньги! И ладно бы это был Храповицкий, которого, поверь, я действительно считаю выдающимся бизнесменом. Но при чем тут этот придурочный Вася и ненормальный Виктор, который к тому же тебя терпеть не может!

— Я не завистлив, — ответил я, не реагируя на его осведомленность в вопросе наших сложных внутренних взаимоотношений. — Ефим, может, закончим с общеобразовательным экзаменом? Давай по существу.