Нина Берберова, известная и неизвестная - Ирина Винокурова

Он, очевидно, понимал это сам и был благодарен Берберовой за снисходительность и поддержку. В августе 1968 года Керн поехал по студенческому обмену в Москву с целью побеседовать с теми из «Серапионов», кто был еще жив. В первые недели дело шло негладко (Каверин, к примеру, принял его весьма настороженно), Керн впал в депрессию, и Берберова, к своему огорчению, стала получать от него крайне мрачные письма. Но вскоре он стал писать бодрее, сообщая, в частности, что Зоя Александровна, одним из мужей которой был «Серапион» Николай Никитин, отнеслась к нему очень приветливо, обещая связать с другими друзьями Лунца, в частности с Лидией Харитон и Михаилом Слонимским[992]. Обрадованная Берберова поспешила ответить Керну как можно более ласково, обстоятельно обсуждая, с кем еще ему надо бы встретиться, а в конце написала, что часто думает о нем и что гордится им[993].

Эти слова были сказаны, видимо, исключительно вовремя, вызвав у Керна прилив оптимизма и желания действовать. «Сегодня я получил Ваше письмо. Какое прекрасное письмо! – писал он Берберовой на практически безупречном русском. – Я не ожидал такого. Ведь я лентяйничал, хандрил, пьянствовал, послал все русское к черту, и вдруг оказывается, что Вы гордитесь мной. Мне стало совестно. <…> Ничего – я кое-что успел сделать и могу писать об этом…»[994]

Керн рассказал Берберовой о своих переговорах с начальством в архиве Горького, где хранились письма Лунца, о второй встрече с Кавериным, прошедшей существенно лучше первой (впоследствии между ними завяжется переписка), а также о намерении поехать в Ленинград к Михаилу Слонимскому. Берберова осталась этим отчетом довольна, и свой ответ закончила так: «Желаю Вам счастья! Вы – молодец и я счастлива, что мы с Вами друзья»[995].

После окончания аспирантуры Керну предложили работу в Университете Рочестера, и Берберова посоветовала принять предложение. Керн так и сделал, но вначале был недоволен, бомбардируя Берберову разнообразными жалобами, в первую очередь на подготовку студентов. Однако через несколько месяцев Керн сообщил, что контакт со студентами вроде бы налажен, что он успешно применяет полученный на лекциях Берберовой опыт, что память о том, как она читала стихи, ему, в свою очередь, помогает в работе и что он не хотел бы выглядеть неблагодарным[996].

В те же годы Керн перевел несколько вещей Лунца, которые поместил в антологию статей и рассказов «Серапионовых братьев», изданную под его редакцией и с его предисловием [Kern 1975]. Керн надеялся, что этих публикаций, а также напечатанных в периодике статей и рецензий будет достаточно, чтобы получить постоянное место в Рочестере.

Берберова, со своей стороны, сделала все от нее зависящее, чтобы именно так и вышло, дав Керну самую положительную рекомендацию. Сообщая ему об этом, она сочла нужным добавить, что в случае неблагоприятного исхода она поможет найти другую работу. Керн ответил растроганным письмом, но, не получив постоянного места в Рочестере, свою обиду на академический мир он почему-то распространил на Берберову.

В частности, Керн перестал ей писать: о том, что его не оставили в Рочестере, Берберова узнала из третьих рук. Правда, Керн прислал ей оттиски двух недавно появившихся статей, но свой обратный адрес (Калифорнийский университет в Риверсайде) указал лишь на втором конверте. Получив наконец эту информацию, Берберова тут же ему написала, похвалила присланные статьи и попросила подробно рассказать о себе[997].

В своем ответном письме Керн сообщал, что контракт в Риверсайде ему не продлили, что он получает пособие по безработице и талоны на еду, но что, в сущности, ему «всегда хотелось так жить – свободное время, отсутствие необходимости рано вставать, возможность читать и т. д.»[998]

Такая позиция не могла понравиться Берберовой. Отвечать Керну она не стала, и переписка прервалась. Тем временем его положение становилось все труднее: получить гранты, на которые Керн подавал, не получилось, найти новое преподавательское место, которое – несмотря на браваду – он продолжал активно искать, тоже не удалось. К концу 1970-х развалилась и его семейная жизнь.

Обнаружив себя на пепелище, Керн решил взяться за автобиографическое повествование, начав свой рассказ именно с этого жизненного момента. В результате было создано два тома, первый из которых вышел в 1990-м, а второй – в 1998 году [Kern 1990; Kern 1998][999]. В первом томе о Берберовой (на тот момент еще здравствующей) не говорилось ни слова, зато во втором Керн сообщал читателю – то ли всерьез, то ли в шутку, что она отравила ему все аспирантские годы своей исключительной жесткостью и требовательностью [Kern 1998: 235–236].

Нет сомнений, что Берберова могла быть и жесткой, и требовательной, но как раз в отношении Керна она всегда проявляла терпимость. Ей глубоко импонировало его желание заниматься Лунцем, и она высоко ценила результаты его работы.

Успехи Керна Берберова собиралась отметить в продолжении автобиографической книги, однако умалчивать о собственных заслугах она тоже была не намерена. В письме одному из своих корреспондентов Берберова рассказала об этом так: «Я дружила с Женей Лунц-Хорнштейн. <…> Она хранила сундук у себя на чердаке под Лондоном, и я послала Керна к этому сундуку, и там нашлись письма Горького, Замятина, мои и др<угих> (гл<авным> об<разом> Серапионов)»[1000].

Берберова опасалась, что «такая оригинальная и интересная история… не удержится в памяти людей»[1001]. И, судя по дальнейшему развитию событий, ее опасения были отнюдь не напрасны: обнаружение Керном архива Лунца принято считать счастливой случайностью[1002].

Да и Керн, повествуя в первом томе своей автобиографии о поездке к Евгении Хорнштейн, умалчивал о том, кто их, собственно, познакомил друг с другом[1003]. Правда, публикуя в середине 1960-х письма из архива Лунца, Керн выражал Берберовой признательность за содействие в получении доступа к этим материалам.

Благодаря публикациям, связанным с Лунцем, Берберова и Керн оказались причастны к другому важнейшему событию в литературной судьбе этого «Серапиона» – появлению его первого сборника на русском языке. Такой сборник вышел в 1981 году в Израиле под названием «“Родина” и другие произведения» [Лунц 1981].

Издание сборника Лунца на русском Берберова считала делом очень нужным, но не осуществимым ни в Европе, ни в Америке: это принесло бы издателям сплошные убытки. Что же касается России, то о публикации там наследия Лунца речь по-прежнему идти не могла. Неудивительно, что Берберова была очень обрадована, когда к ней обратился сотрудник Иерусалимского университета Михаил Вайнштейн, сообщая, что готовит к печати сборник статей и рассказов Лунца, и задавая в этой связи ряд вопросов. Отвечая Вайнштейну, Берберова взволнованно писала: «…одно могу Вам сказать: Лунц должен быть воскрешен в Израиле. В западном мире у Вас шансов нет ни на переиздание его, ни на интерес к нему»[1004].

В том же письме Берберова сообщала Вайнштейну калифорнийский адрес Керна, но предупредила, что он «человек настроения» и может не сразу откликнуться[1005]. Керн действительно откликнулся не сразу, зато прислал Вайнштейну ряд важных материалов. Когда книга вышла, благодарный составитель писал Берберовой:

В этом «воскрешении» [Лунца] Ваша роль и роль Г[ари] Керна – решающая. Ведь это Вы на протяжении десятилетий не давали заглохнуть памяти о Лунце, ведь это Вы помогли мне в своем письме два года назад связаться с Г[ари] Керном, ведь это Вы, наконец, советовали и предупреждали: «Лунц должен быть воскрешен в Израиле». А Г[ари] Керн прислал мне даже некоторые статьи Лунца, без которых книга не могла быть издана…[1006]