Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Он попытался вспомнить, не попадались ли ему здесь на глазатяжелые огнеупорные металлические шкафы, в выдвижных ящиках которых хранилисьнаиболее ценные книги. В других архивах такие шкафы имелись, но здесь,насколько он успел заметить, их не было. Даже если бы они и были, на их поиски вабсолютной темноте ушло бы слишком много времени. И самое главное, ему всеравно не удалось бы их поднять. Особенно в том состоянии, в котором он сейчаснаходился.

А как насчет просмотрового стола? Лэнгдон знал, что в центреэтого хранилища, как и во всех других, расположен стол для просмотрадокументов. Ну и что из того? Он понимал, что не сможет поднять его. Но дажеесли он сможет волочить его по полу, далеко ему не продвинуться.

Проходы между стеллажами слишком узкие…

И в этот момент Лэнгдон вдруг понял, что нужно делать.

Ощущая необыкновенную уверенность в себе, он вскочил наноги, но сделал это излишне поспешно. Перед глазами у него поплыл красныйтуман, он пошатнулся и стал искать в темноте точку опоры. Его рука наткнуласьна стеллаж. Выждав несколько секунд, он заставил себя сконцентрироваться. Длятого чтобы совершить задуманное, ему потребуются все силы.

Упершись грудью и руками в стеллаж, подобно тому как игрок вамериканский футбол упирается в тренировочный щит, Лэнгдон изо всех силнавалился на высокую полку. Если ему удастся ее свалить… Однако стеллаж едвакачнулся. Профессор вновь принял исходное положение и снова навалился напрепятствие. На сей раз его ноги заскользили по полу, а стеллаж слегказаскрипел, но не шевельнулся.

Ему нужен был какой-нибудь рычаг.

Нащупав в кромешной тьме стеклянную стену и не отрывая отнее руки, он двинулся в дальний конец хранилища. Торцовая стена возникланастолько неожиданно, что он столкнулся с ней, слегка повредив плечо. Проклинаявсе на свете, Лэнгдон обошел край стеллажа и вцепился в него где-то на уровнеглаз. Затем, упершись одной ногой в стеклянную стену, а другой в нижнюю полку,он начал восхождение. На него сыпались книги, шелестя в темноте страницами. Ноему было плевать. Инстинкт самосохранения заставил его нарушить все правилаповедения в архивах. Темнота плохо отражалась на его чувстве равновесия,поэтому он закрыл глаза, чтобы мозг вообще перестал получать визуальныесигналы. Теперь Лэнгдон стал двигаться быстрее. Чем выше он поднимался, темболее разреженным становился воздух. Он карабкался на верхние полки, наступаяна книги и подтягиваясь на руках. И вот настал миг, когда он — наподобиескалолаза — достиг вершины, в данном случае — верхней полки. Он уселся или, скорее,улегся на полку и стал осторожно вытягивать ноги, нащупывая ими стекляннуюстену. Теперь он принял почти горизонтальное положение.

«Сейчас или никогда, Роберт, — услышал он свойвнутренний голос. — Не волнуйся, ведь это, по существу, ничем не отличаетсяот тех упражнений по укреплению ножных мышц, которые ты так часто выполняешь втренажерном зале Гарварда».

С усилием, от которого у него закружилась голова, он надавилобеими ногами на стеклянную стену.

Никакого результата.

Жадно хватая ртом воздух, Лэнгдон слегка изменил позу иснова до отказа выпрямил ноги. Стеллаж едва заметно качнулся. Он толкнул ещераз, и стеллаж, подавшись примерно на дюйм, вернулся в первоначальноеположение. Американцу показалось, что он поймал ритм движения. Амплитудаколебаний становилась все шире и шире.

Это похоже на качели, сказал он себе, здесь главное —выдерживать ритм.

Лэнгдон раскачивал полку, с каждым толчком все больше ибольше вытягивая ноги. Мышцы горели огнем, но он приказал себе не обращатьвнимания на боль. Маятник пришел в движение. Еще три толчка, убеждал он себя.

Хватило всего двух.

На мгновение Лэнгдон ощутил невесомость. Затем,сопровождаемый шумом падающих книг, он вместе со стеллажом рухнул вперед.

Где-то на полпути к полу стеллаж уперся в соседнюю батарею полок,и американец помог ему ногами. На какое-то мгновение стеллаж замер, а затемпродолжил падение. Лэнгдон также возобновил движение вниз.

Стеллажи, словно огромные кости домино, стали падать один задругим. Металл скрежетал о металл, толстенные книги с тяжелым стуком хлопалисьна пол. «Интересно, сколько здесь рядов? — думал Лэнгдон, болтаясь, словномаятник, на косо стоящем стеллаже. — И сколько они могут весить? Ведьстекло такое толстое…»

Лэнгдон ожидал чего угодно, но только не этого. Стеллажипрекратили падать, и в хранилище воцарилась тишина, нарушаемая лишь легкимпотрескиванием стен, принявших на себя вес упавших полок.

Он лежал на куче книг и, затаив дыхание, прислушивался кобнадеживавшему треску в самой дальней от него стене.

Одна секунда. Две…

Затем, почти теряя сознание, Лэнгдон услышал звук, похожийна вздох. Какая-то полка, видимо, все же продавила стекло. В тот же мигхранилище словно взорвалось. Косо стоявший стеллаж опустился на пол, а изтемноты на Лэнгдона посыпались осколки стекла, которые показались емуспасительным дождем в опаленной солнцем пустыне. В лишенное кислорода помещениес шипением ворвался воздух.

* * *

А тридцать секунд спустя тишину гротов Ватикана нарушилсигнал рации. Стоящая у гроба убитого понтифика Виттория вздрогнула, услышавэлектронный писк. Затем из динамика прозвучал задыхающийся голос:

— Говорит Роберт Лэнгдон! Меня слышит кто-нибудь?

Виттория сразу поняла: Роберт! Ей вдруг страшно захотелось,чтобы этот человек оказался рядом.

Гвардейцы обменялись удивленными взглядами, и один из них,нажав кнопку передатчика, произнес в микрофон:

— Мистер Лэнгдон! Вы в данный момент на канале номертри. Коммандер ждет вашего сообщения на первом канале.

— Мне известно, что коммандер, будь он проклят, напервом канале! Но разговаривать с ним я не буду. Мне нужен камерарий.Немедленно! Найдите его для меня!!!

* * *

Лэнгдон стоял в затемненном архиве на куче битого стекла ипытался восстановить дыхание. С его левой руки стекала какая-то теплаяжидкость, и он знал, что это кровь. Когда из динамика без всякой задержкираздался голос камерария, он очень удивился.

— Говорит камерарий Вентреска. Что там у вас?

Лэнгдон с бешено колотящимся сердцем нажал кнопкупередатчика.

— Мне кажется, что меня только что хотели убить!

На линии воцарилось молчание.

Заставив себя немного успокоиться, американец продолжил:

— Кроме того, мне известно, где должно произойтиочередное преступление.

Голос, который он услышал в ответ, принадлежал вовсе некамерарию. Это был голос Оливетти.