Костры из лаванды и лжи - Дарья Урбанская

и выбрал это место для своего романа. А сейчас там музей.

Женя прикусила губу. Посмотреть на знаменитое место из книги хотелось просто невероятно. Но, с другой стороны, замок уже пятьсот лет простоял, значит, и ещё пару дней подождать может. Наконец она покачала головой, решившись:

– Нет, давай в другой раз на экскурсию. Обязательно! Но сегодня, как планировали, в галерею. Мне нужно для себя закрыть этот вопрос…

Клэр недовольно вздохнула, но не стала больше уговаривать. Сверилась с навигатором в телефоне и потянула Женю на улочку справа. В отличие от Экс-ан-Прованса дома по обеим сторонам бульвара возвышались на пять-семь этажей и выглядели вполне современно. Бетон, металл, стекло.

Спустя несколько минут прогулочным шагом они свернули на площадь Оноре́ д’Эстье́н д’орв[47] и остановились перед галереей. Тонкие чёрные буквы со строгим изяществом складывались в название «Каррэ д’артист» и ярко контрастировали с кремово-бежевой плиткой, которой был отделан первый этаж здания. Входом в галерею служил высокий арочный проём с современными прозрачными дверьми в чёрных рамах. В тон им у входа прямо на улице лежал ковёр, тоже чёрный, на котором белыми буквами повторялось название галереи. Строгость линий и цвета читалась и в кубическом вазоне с пальмой, и в настенной прямоугольной табличке.

– Ничего так, – отметила Клэр, входя внутрь. – Чувствуется стиль. О, смотри! А я думаю, странно как-то, что здесь акрилом пахнет. А тут вот что…

За небольшим столом сидела женщина лет сорока в тонком полосатом пуловере и ловко водила кистью по холсту. Посетители галереи, а их в утренний час было не так уж много, останавливались возле художницы и из-за спины наблюдали за творческим процессом. Но Женю интересовало совсем не это. Схватив Клэр за руку, она потянула её вдоль картин, висевших на стенах.

Внутри галерея представляла собой анфиладу, один зал плавно перетекал в другой. Женя издалека заметила то, ради чего затеяла сегодняшнюю культурную программу. Не глядя по сторонам, она направилась прямиком к одной из картин и замерла перед ней.

– Слушай, это отпад! – неожиданно восхитилась Клэр.

Женя вздрогнула. Погрузившись в воспоминания, она забыла, что по-прежнему держит подругу за руку.

– Это та самая, да?

Женя кивнула, заворожённо разглядывая ворона, терзающего мышиный трупик. В этот раз ей бросилось в глаза, что птичий клюв был чересчур драматично окрашен рубиновым.

«Как будто в несчастном мышонке было не меньше пол-литра крови», – промелькнула скептическая мысль.

– Ну и чего ты испугалась? Крутая ж картина. Не анютины глазки, конечно, зато очень готично.

– Сама не понимаю… – пробормотала Женя, снова и снова вглядываясь в детали и пытаясь вновь вызвать в себе то ощущение мистического трепета, которое испытала тогда, в башне.

– Интересно, а купить её можно? – Клэр осмотрелась в поисках смотрителя зала или другого сотрудника галереи. – Хотя, наверное, она стоит, как моя почка…

– Зачем? Не припомню, чтобы ты увлекалась живописью.

– Мне она вообще не сдалась, это факт! А вот парню моему по-любому понравится. У него ведь есть… – Клэр внезапно осеклась. На её лице заиграла озорная улыбка. – Эжени, блошка моя…

– Чего?! – Женя изумлённо уставилась на подругу, испытывая дежавю.

– Я же с тобой согласилась картины посмотреть, да? Значит, ты теперь моя должница, и-и-и… – Клэр широко улыбнулась. – И ты пойдешь со мной на следующий концерт «Ду́хов смерти»!

– Погоди, Клэр! Какая ещё блоха?!

– Ты о чём?

– Ты только что сказала «моя блошка»! Я точно слышала!

– А-а-а, да просто выражение такое ласковое. Меня так папа в детстве называл, – Клэр хихикнула. – Согласна, для иностранца, наверное, звучит как бред. Но наверняка в твоём языке тоже полно всяких глупых прозвищ.

Женя хмыкнула, вспомнив исконно русских, сказочных «красну девицу» и «касатика».

«Теперь понятно, почему меня Фабрис блохой называл…»

– Ну так что, согласна? Идёшь? – Клэр выдернула её из воспоминаний и строго погрозила пальцем. – Даже не пытайся отмазаться! Всё, пошла поищу кого-то, кто знает цену этой прелести!

Подруга унеслась, словно маленький, но очень энергичный торнадо.

«Бедный По! – с улыбкой подумала Женя. – Мне его уже жалко!»

Она медленно пошла по залу, останавливаясь у каждого из полотен, принадлежащих кисти Бертин Роше. Кроме ворона Женя увидела пару уже знакомых картин – с тряпичной куклой и голыми ветками деревьев. Остальная коллекция была выдержана в том же стиле: мрачные тёмные цвета, резкие ломаные линии, пугающие сюжеты и названия. Впрочем, сегодня в галерее, заполненной тёплым светом, поло2тна покойной мадам Роше не вызывали никакого мистического ужаса. Кожа не спешила покрываться мурашками или холодным потом. Руки не тряслись. Дыхание не сбивалось. Возможно, Женя чувствовала некоторую тревогу, но в большей степени за душевное состояние художника, что породило такие образы на холсте.

«Судя по всему, моя нервная реакция тогда, в башне, была вызвана той гадостью, что мне подсунула Моник вместо валерьянки, – с облегчением подумала Женя. – Клэр права. Картины как картины, нет в них ничего особенно жуткого. Кроме того факта, что художник явно был не в себе. Бедная Бертин… Что же творилось у неё в голове?»

Клэр вернулась, когда Женя вновь разглядывала куклу с зашитым ртом.

– Я поговорила с администратором – коллекция частная, цены так просто не обсуждаются. Да и я подозреваю, что такое искусство мне не по карману. Но узнать-то можно. Вдруг скидки есть или рассрочка, да? Короче, к нам должен подойти кто-то из тех, кто в этом разбирается, – бодро доложила подруга. И добавила, глядя на картину: – Фу, ну и гадость. Как в «Матрице», когда Нео рот срастили. Смотрела?

– Не-а. Знаешь, Клэр, это название – самое странное во всей коллекции. «Не дыши в темноте, они услышат», – прочитала Женя вслух и задумчиво провела пальцами по маленькой прямоугольной табличке. Буквы были немного выпуклыми и на ощупь выделялись. – Мне сразу вспоминается та ночь, в отеле, когда я проснулась от шороха в комнате, а потом обнаружила, что кукла с комода переместилась в ванную. Она, правда, была фарфоровая, а не тряпичная, как на картине, но всё равно… Как думаешь, могло и с Бертин то же самое случиться?

– Да с чего бы? – фыркнула Клэр. – Тебя-то управляющая от ревности пугала. А художница сама по себе была ку-ку, ты же мне…

Она не успела договорить, так как за их спинами раздались шаги, а затем знакомый голос произнёс:

– Эжени, булочка моя, какая встреча! Так это ты хочешь картину купить?

Она обернулась, обнаружив, что к ним подошёл не кто иной, как мсье де Гиз собственной персоной.

– Фабрис!

Клэр хихикнула, бросив многозначительный взгляд сначала на лиловые пуговицы-шарики на его белоснежной рубашке, а затем на