Медвежья злоба - Валерий Петрович Кузенков

всё это уходит несколько минут. Машины заводятся, и через каких-то полчаса все мы добираемся до нашего заветного места. Все зайцы в округе нам известны. Многих мы и наши собаки гоняли из года в год, и знаем их «в лицо».

– Осень в этом году сухая, поэтому пойдём краем болотца, место проверим и к ручью выйдем, – командует Николай Николаевич и отпускает Трубача.

Мы согласны, ему виднее. Трубач делает круг вокруг нас, наклоняет морду к земле, принюхивается и исчезает в лесу.

– Гав! Гав! – начинает он лаять. Очень похоже на гон.

– Что это с ним?

– Пусть старик выгуливается. Отойти ему нужно от сарая. Засиделся за последние дни.

– Пусть выгуливается.

Погода сегодня безветренная. В лесу прохладно. Я ёжусь после тёплой машины. Всё равно хорошо. Идём в лес друг за другом. Впереди Володька с Соловкой на поводке, Василий с Будилой, я и еще пара наших друзей, замыкает шествие Николай Николаевич.

– Спускайте собак и не спешите, – говорит он. – Идите просекой, меня не ждите, стар я за вами бегать.

Места нам известные. Гончие начали работать, пошли в поиск.

– Как старик? Чего-то выглядит неважно, – киваю я в сторону Николая Николаевича.

– Плоховат. – Володька смотрит, как тот идёт за нами.

– Ничего, он хоть и стар, а гляди, ещё и зайца возьмёт. Всё равно ему сейчас с нами во сто крат лучше, чем дома.

– Это точно, – соглашаюсь я с Володькиными доводами. – Сердечко только бы его не прихватило.

– Не должно. Хотя прошлый год мы его из леса на руках выносили. Случится, и сейчас вытащим. – На этом наш разговор о здоровье Николая Николаевича закончен, переходим к охоте.

– Может, поможем собачкам? – советуюсь я с ребятами и, не дожидаясь ответа, кричу: – Ай, давай, давай, – подбадривая собак и себя. Ребята на мой призыв не отвечают. И тут в глубине леса гон! Подняли!

– Ав! Ав! Ав!

– Гонит! – орёт Володька.

Секунда – и нас с просеки сдувает, словно ветром, здоровые мужики во всю свою прыть, перепрыгивая через кусты и валежины, разбегаемся по лесу, занимать самые лучшие места – лазы, где вот-вот пробежит преследуемый гончими заяц.

Сердце в груди стучит, готовое выпрыгнуть. Когда Володька закричал: «Гон!», словно ударило током. Бегу по просеке. Останавливаюсь. Место хорошее – край болотца и леса.

– Ав! Ав! – гонит гончая.

– Почему гонит одна собака? Почему не подвалили другие? – Мысли одна за другой проносятся в голове.

– Наплевать! Главное, гон есть и, судя по голосу собаки, заяц идёт в моём направлении. Сейчас основное – это не прозевать зверька. Если я замечу его раньше, чем он меня, полдела будет сделано. Подпущу. А там – бух, и…

Сладкая истома накатывается на меня. Хочется от удовольствия закрыть глаза. Нельзя. Сейчас главное – слух и зрение. Все остальное – потом.

– Ав! Ав! Ав!

Поднимаю ружьё. Руки слегка вздрагивают. Проходит в ожидании минута, другая, в голове стучит одна мысль:

– Вот сейчас, сейчас!

Трубач, выжлец Николая Николаевича, мелькает за деревьями.

– Ав! Ав!

Морда до земли, уши болтаются в такт движениям кобеля, вижу открытую пасть.

– Ав, ав, – несётся из неё.

Трубач гонит непонятно кого и пробегает от меня метрах в пяти. Я недоумеваю. Может, проглядел зайца? Как объяснить это товарищам? Могут не поверить и будут смеяться. Выжидаю какое-то время, гон удаляется и вскоре затихает. Пожимаю плечами и иду к ребятам. Как я и ожидал, всем интересно, почему я не стрелял. Рассказываю, как было дело. Мужики в ответ только улыбаются, по глазам видно – не верят. Подходит Николай Николаевич, и я рассказываю о гоне, о том, что выжлец гнал непонятно кого. Он только улыбнулся.

Тут заголосила Соловка чуть в стороне от нас. Погнала. Опять Володькин крик: «Гон!» Повторяется наш бег, расстановка по номерам. Гон удаляется и затихает. Стою на одном месте с полчаса, надоело. Тихо иду по дороге. Володька машет рукой, сразу я его не заметил. Подошёл.

– Ну, как?

– Тишина.

– По-моему, скололась. Никак не разберётся.

– А Будило где?

– Был с ней, я слышал, как он подваливал.

– Ав, ав, ав! – Гон в нашу сторону.

Оба замираем. Глядим в оба.

Трубач гонит не видимого нами зверя, мелькая чуть впереди. Перескакивает через дорогу и удаляется.

– Видел? – спрашиваю я Вовку.

– Чего с ним?

– Не верили ещё!

Слышно, как гонят Соловка и Будило, гон идёт стороной. Выстрел!

– Готов! – кричит кто-то из ребят.

– По-моему, Николай Николаевич, – говорю я, направляясь на выстрел. Слышно, как взлаяла Соловка.

– Дошла до зайца.

Как мы и предполагали, зайца перехватил Николай Николаевич. Уже успел отрезать передние лапки и отблагодарить собак, которые сейчас крутятся возле него.

– Вы все убежали, а я на дороге остался. Постоял с полчасика, смотрю, катит ко мне зайчишка. Красиво шёл, даже стрелять сначала не хотелось, но подумал, как вы кричать тогда будете. Выцедил его поверх ушей и вдарил. Наповал! – На его губах виноватая улыбка. Всегда так, добудет трофей, смотрит на нас, а вид такой, словно в чем-то перед нами виновен.

– Да мы что! Мы никогда! – говорим все разом одновременно, радуясь за нашего главного гончатника.

– Правильно люди говорят: «Профессионализм не прогулять». А может, и не так?

– Ав! Ав! Ав! – Гон в нашу сторону. Соловка и Будило рядом, значит снова Трубач.

Сейчас даже не дергаемся. Через пять минут он рядом. Гонит азартно. Смотрим на его хозяина. Он – на выжлеца.

– Видно, вспоминает былые охоты, – философски изрекает Николай Николаевич и закуривает.

Молчим, что тут можно сказать. Тоже курим. Зайца в рюкзак к себе положил я, все будет старику полегче, и мне приятно, вроде как тоже поучаствовал в добыче зверя.

– Давай, давай, – подбадриваем гончих и продолжаем охоту. В этот день больше никому не повезло. Взбудить зайцев Соловке с Будилой не удалось. А вот Трубач так и гонял по лесу. Мы ещё пару раз в азарте подстраивались под его гон-песню, и каждый раз Николай Николаевич задумчиво смотрел на своего любимого выжлеца, изрекая одно и то же:

– Вспоминает!

…После выходных Николай Николаевич скончался, больное сердце остановилось. Хоронило его много народа, но только нам он завешал самое дорогое, что у него было – выжлеца по кличке Трубач и свою старенькую двустволку.

Товарный отстрел

Всё! Работать в конторе больше не могу, да и не хочу. Отчеты, отчёты, письма организаций, граждан, ответы на эти письма. Пошло всё к чёрту! Бросаю на рабочий стол ручку и смотрю в окно.

На улице осень, конец октября. Слегка морозит. Снега ещё нет