Жнец-3. Итоги - Нил Шустерман

– Нет, викарий Мендоза, – сказал Грейсон. – Вы будете делать то, что скажу я. Два года мы боролись с Шипящими, и теперь вы хотите превратить в Шипящих всех тоновиков? Нет! Если мы пойдем на это, мы уподобимся Годдарду. Тоновики по определению пацифисты. И если вы проповедуете пацифизм, то будьте добры следовать ему и на практике.

Астрид, шокированная новостью, тем не менее поддержала Грейсона.

– Вы зашли слишком далеко, викарий, – сказала она. – Вам следовало бы просить Набата о прощении.

– В этом нет необходимости, – сказал Грейсон.

Но Мендоза, негодуя, не отступал.

– Я не собираюсь извиняться! – возмущенно сказал он, сверля Грейсона взглядом. – Наших людей будут убивать, и вы этому потворствуете! Вы не вождь, вы – глупец!

Грейсон сделал глубокий вдох. Он понимал, что не имеет права отступать. Не отводя глаз от Мендозы, он проговорил:

– Мистер Мендоза! Считайте, что ни я, ни Гипероблако более не нуждаемся в ваших услугах. Вы низложены. Более вы не являетесь викарием ордена тоновиков. Вам нечего здесь делать, и я даю вам пять минут на то, чтобы покинуть нас. В противном случае Моррисон вышвырнет вас отсюда.

Слова Грейсона прозвучали как автоматная очередь, и все пули были направлены прямо в мозг викарию.

– Я мог бы вышвырнуть его прямо сейчас, – предложил Моррисон.

– Не стоит, – сказал Грейсон, не сводя глаз с лица Мендозы. – Пять минут, но ни секундой больше.

Мендоза выглядел растерянным, но лишь мгновение. Затем он посуровел лицом и сказал:

– Ты сделал ужасную ошибку, Грейсон!

Повернулся и быстро вышел. Моррисон вышел за ним, чтобы удостовериться, что приказ Набата выполнен.

Единственным, кто прервал наступившую тишину, был Джерико.

– Кому нужны эти пять минут? – сказал он. – Выкинуть – и все дела!

– Спасибо, Джери, – сказал Грейсон, пока не осознав, насколько ему важно было услышать то, что сказал Джерико. Он чувствовал, что расколот, разорван на куски, но держался. Во имя всех, кто с ним, он обязан держать себя в руках.

– Астрид, – сказал он, – отправь предупреждение каждому викарию и скажи, что они вольны поступать так, как хотят. Могут спрятаться или защищаться. Но от меня никаких приказов на этот счет не будет.

Сестра Астрид послушно кивнула.

– Я подключена к сети Мендозы, – сказала она. – Сделаю все, что нужно.

И вышла. Сочувственно тронув Грейсона за плечо, вслед вышел и Джерико.

Грейсон остался с Анастасией. Из всех, кто был на ферме, она одна понимала, что это значит – принимать решения, которые невозможно принять, и как это разрывает человека на части.

– Имея такую мощь, Гипероблако не в состоянии остановить то, что планируется жнецами, – сказала она. – Все, что оно может, – это пассивно смотреть, как убивают людей.

– Но даже при этом, – сказал Грейсон, – Гипероблако наверняка нашло способ, как воспользоваться тем, что произойдет, для решения каких-то очень важных задач, причем во благо человечества.

– Какое отношение массовое убийство будет иметь к благу человечества?

Грейсон осмотрел комнату, чтобы удостовериться, что, кроме него и Анастасии, в помещении никого нет.

– Есть кое-что, о чем я не сказал другим. Но вам я скажу, потому что нуждаюсь в вашей помощи больше, чем в чьей-либо еще.

Анастасия напряглась, явно испугавшись того, что Грейсон может ей сообщить.

– Почему именно мне? – спросила она.

– Потому что вы многое видели и знаете. Потому что многое сделали. Вы – жнец, достойный самого высокого уважения во всех смыслах этого слова. А мне нужен человек достаточно сильный, чтобы совершить то, что другие просто не в состоянии. Я уверен, что одному мне не справиться.

– И что нам предстоит сделать?

Грейсон наклонился к Анастасии.

– Как я и сказал, Гипероблако не хочет, чтобы тоновики сжигали своих умерших. Потому что у него на них иные планы…

В центре монастырского внутреннего дворика высился камертон, который в хорошую погоду использовался в качестве алтаря. Еще не было и восьми часов, а в камертон уже начали бить часто и решительно. И били до тех пор, пока его звук не срезонировал в костях каждого, кто проживал в монастыре. И было неважно, какая это была нота – соль диез или ля бемоль. Все поняли – это тревога.

Втайне члены талахасского монастыря надеялись избежать жнеческого гнева. К Шипящим они не принадлежали и были мирным братством, замкнутым на свои внутренние проблемы. Но Годдард не видел различий между Шипящими и прочими гласными и согласными.

Жнецы ворвались в ворота, несмотря на то что те были специально укреплены, и принялись шнырять по монастырю. Времени они не теряли.

– Жнецы – не проблема, а симптом, – сказал викарий в часовне накануне. – Что суждено, того не избежать, и, если они придут за нашими жизнями, мы не должны прятаться. Продемонстрировав храбрость, мы покажем всем, насколько они трусливы.

Жнецов было одиннадцать – число, крайне неприятное для тоновиков, поскольку в нем не хватало одной ноты для полного хроматического звукоряда. Было это сделано намеренно или нет, тоновики не знали, хотя лишь редкие из них верили в силу совпадения.

Разноцветные мантии жнецов метались по территории монастыря, в чьем убранстве доминировали темные, землистые тона. Голубые и зеленые, ярко-желтые и алые, все они были украшены бриллиантами, которые сияли как звезды на незнакомом небосклоне. Среди жнецов не было ни одного известного, но эти, вероятно, надеялись приобрести известность после этой массовой жатвы. У каждого из жнецов были свои методы убийства, но все они были умелые и очень эффективные.