Фотофиниш. Свет гаснет - Найо Марш

Теперь его находит леди Макбет: он полон странных намеков и страха. Звучит страстная мольба к ночи, и он уводит ее. Сцена меняется. Сейтон присоединяется к убийцам, Банко убивают.

Пир. Сейтон говорит Макбету, что Флинс сбежал. Среди гостей появляется окровавленный призрак Банко. И теперь напряжение в пьесе начинает нарастать, все идет к назначенному концу. После ведьм, призраков, двусмысленных обещаний, убийства жены и ребенка Макдуфа, появляется леди Макбет, говорящая во сне странным, кошмарным металлическим голосом. После долгого перерыва снова Макбет. Он деградировал и съежился. Он мечется в лихорадочном безумии и безнадежно вглядывается в будущее. Это предсмертная агония чудовища. Пожалуйста, пусть Макдуф найдет его и положит агонии конец.

Макдуф его нашел.

— Стой, адский пес!

Теперь поединок. Прыжки, взмахи и удары мечей; Макбет загнан в угол, Макдуф поднимает меч, и оба исчезают из вида. Крик. Тишина. Затем издалека слышится приближающийся барабанный бой и звук фанфар. На верхней площадке появляются Малькольм и его лорды. Остальные солдаты маршем входят на нижний уровень сцены и поднимаются по лестнице со старым Сивардом, которому сообщают о смерти сына.

Макдуф спускается вниз в сопровождении Сейтона. Сейтон несет свой клейдеамор, а на нем — сочащуюся кровью голову Макбета. Он поворачивает ее к заднику, лицом к Малькольму и солдатам. Макдуф еще не взглянул на нее. Он восклицает:

— Проклятого тирана голова вот здесь, смотри. Да здравствует Шотландии король!

Кровь капает на смотрящее вверх лицо Сейтона.

Будучи профессиональными актерами, все с потрясенными лицами трясущимися губами отвечают:

— Да здравствует Шотландии король!

Занавес падает.

II

— Криспин, — сказал Перегрин, — вам придется поехать домой на такси. Вот деньги. Позаботься о Робине, ладно? Ты знаешь, что случилось?

— Кажется… какой-то несчастный случай?

— Да. С Макбетом. Мне придется остаться здесь. Смотри, вон свободное такси, лови его.

Криспин сорвался с места и побежал к такси с поднятой рукой. Такси подъехало ближе.

— Садись, Роб, — сказал Перегрин.

— Я думал, мы пойдем за кулисы, — сказал Робин.

— Произошел несчастный случай. В следующий раз.

Он дал адрес водителю, деньги Криспину, и дети уехали. Кто-то тронул его за руку. Он обернулся и увидел Аллейна.

— Мне, наверное, лучше зайти? — спросил тот.

— Вы! Да. Вы все видели?

— Видел.

На аллее у театра собралась целая толпа.

— Боже, — сказал Перегрин. — Чертова публика.

— Я постараюсь справиться, — сказал Аллейн.

Он был очень высокого роста. У служебного входа стоял деревянный ящик. Он пробрался к нему и встал на него лицом к толпе.

— Внимание, пожалуйста, — сказал он, и все тут же послушались.

— То, что вы проявляете любопытство, — это естественно. Но вы ничего не узнаете и будете сильно мешать, если останетесь здесь. Никто из важных лиц не покинет театр через эту дверь. Пожалуйста, ведите себя разумно и расходитесь.

Он ждал.

— Да кто он вообще такой? — спросил стоящий рядом с Перегрином мужчина.

— Старший суперинтендант Аллейн, — сказал Перегрин. Лучше делайте то, что он говорит.

Послышался всеобщий ропот. Чей-то голос сказал:

— Ладно, пошли. Что толку.

Люди стали расходиться.

Вахтер открыл дверь на длину цепочки, выглянул на улицу и увидел Перегрина.

— Слава богу, — сказал он. — Погодите, сэр.

Он снял цепочку и открыл дверь пошире. Перегрин сказал:

— Все в порядке. Это старший суперинтендант Аллейн.

И они оба вошли в театр.

Стояла тишина. Сцена была освещена, на ней возвышались маскирующие конструкции, между которыми виднелся проход под лестницей перед дверью в комнату Дункана. В дальнем конце этого прохода в ярком свете лежал накрытый тканью предмет. Под ним растекалась темно-красная лужа.

Они обошли декорации, из-за кулис появился режиссер-постановщик.

— Перри! Слава богу, — сказал он.

— Я был в зале. Как и суперинтендант Аллейн. Боб Мастерс, наш режиссер-постановщик. Мистер Аллейн.

— Вы позвонили в полицию? — спросил Аллейн.

— Чарли сейчас этим занимается, — сказал Мастерс. — Это ассистент помощника режиссера. У него трудности с телефонной линией.

— Я поговорю с ним, — сказал Аллейн и прошел к столу помощника режиссера.

— Я из полиции, — сказал он Чарли. — Давайте я этим займусь.

— А? Да! Алло! Здесь есть полицейский.

Он протянул ему трубку. Аллейн сказал:

— Суперинтендант Аллейн. Театр «Дельфин». Убийство. Обезглавливание. Да, именно так. Полагаю, поскольку я был здесь, мне поручат этим заняться. Да, я подожду. — Последовала короткая пауза. — Бэйли и Томпсон. Да. Попросите инспектора Фокса приехать. Мой чемодан у меня в кабинете. Он привезет его. И пришлите врача. Все понятно? Хорошо.

Он повесил трубку.

— Я взгляну, — сказал он и вышел на сцену. Там стояли на страже четверо рабочих сцены и бутафор.

— Никто не ушел, — сказал Боб Мастерс. — Все актеры у себя в гримерках, а Перегрин вернулся в кабинет администратора. У них там вроде совещание.

— Хорошо, — сказал Аллейн и подошел к накрытому свертку. — Что произошло после того как опустили занавес?

— Вряд ли кто-то на самом деле понял, что это не… муляж. Голова. Муляж очень хорошо сделан — кровь и все такое. Я лично не понял. Я сказал «Фото», сделали финальный снимок, а потом занавес поднялся и опустился. А потом Гастон, который нес голову на острие клейдеамора — ну, этого большого меча, который он носил всю пьесу… эта штука…

Он указал на сверток.

— Да?

— Он заметил кровь на своих перчатках и посмотрел на них. А потом он поднял голову, и кровь капнула ему на лицо, и он закричал. Занавес был опущен.

— Да.

— Мы, конечно, все увидели. Он уронил меч с головой. Зрители все еще аплодировали. Поэтому я… я не очень-то соображал, что делаю. Я прошел между половинами занавеса, вышел к зрителям и сказал, что произошел несчастный случай и я надеюсь, они простят нас за то, что артисты не выйдут, как обычно, на поклон, и что им лучше разойтись по домам. И я ушел. К тому времени среди актеров началась паника. Я велел им всем разойтись по гримерным и накрыл голову какой-то тканью со стола с реквизитом. А бутафор подоткнул края. Это все.

— Вы все очень четко изложили. Благодарю вас, мистер Мастерс. Думаю, теперь я взгляну на голову. Я сам.