Портрет моего мужа - Екатерина Лесина

Сердце екнула.

Рыжая.

Других Кирис успел изучить, но рыжая...

...если с ней что-то случится, с Кириса шкуру снимут. И не факт, что с мертвого.

С другой стороны, если с ней что-то случится, на шкуру ему будет плевать.

- Эй, не спеши... охранку взломать не так просто, - Мар накинул на плечи пиджак. - Да и баллоны на нижней отметке.

Правда, сказал он это как-то без обычной своей уверенности.

Поворот.

И дверь.

И еще одна, на сей раз массивная, дубовая, укрепленная парой кованых полос. Правда, полосы изрядно проржавели, а петли обвисли, замок и вовсе зарос грязью.

- Помогай, - велел демон, потянув за ручку.

- А ты...

- В человеческом теле я ограничен возможностями этого тела. И вне человеческого тела ограничен силой, - он вцепился в гнилую с виду ручку и потянул. - Но другого пути нет. Ты обещала.

В полумраке глаза Руты блеснули краснотой.

Что ж, обещала, стало быть... обещала.

- Тебе самой интересно, что там.

- Любопытство - не грех, - я примерилась к ручке. - Отойди...

- Ничто не является грехом... до определенного момента, - демон подвинулся, а я тронула ручку, попробовала дернуть, но дверь держалась намертво. На всякий случай проверила крепление - не хватало еще тянуть, когда надо толкать. Но нет, открывалась она внутрь.

Если вообще открывалось.

Не похоже, чтобы в ближайшие годы ею вообще пользовались.

- Вам, людям, дана свобода воли. А еще способность различать, что есть зло, а что есть добро. И разум, с помощью которого вы способны извратить, что первое, что другое. Вы любопытные создания.

Почему-то комплиментом это мне не показалось.

Я подергала дверь.

Потянула, упираясь ногами в пол, но вынуждена была признать: то ли ее изнутри заперли, то ли просто грязью она заросла за годы забвения, но нам так просто ее не открыть. А как открыть? Демон ждал, видом своим изображая полнейшее смирение. Виду я не слишком поверила, демону тем паче.

Так... если нельзя открыть с одной стороны, то...

Я ковырнула петлю.

Так и есть, воловья кожа, пропитанная особым раствором, придававшим ей прочность, но не в ущерб гибкости. Однако ничто не устоит перед дыханием времени. И женщиной, которой очень нужно куда-то попасть. Я вытащила крохотный ножик и тронула петлю. След остался, но...

- Так мы до утра ковыряться станем, - сказал демон, который наблюдал с явным интересом.

- Подожди...

Нет нужды резать, нужно лишь... пара рун, сплетшихся воедино, и толика силы. Петли вспыхнули, что солома, и демон зажмурился, выставив руку. Он зашипел.

Отступил.

Боится огня?

И что нам это дает? Ничего... я ведь не собираюсь жечь ребенка. А еще почему-то я не верила вот этому страху.

- Там... внизу... много огня? - я вновь толкнула дверь, которая опять же осталась неподвижна.

- Нет. Там... темно. Всегда темно. И жарко. Здесь не жарко, но пламя обжигает, - демон тоже толкнул дверь, правда, выглядело это жалко. - Надо еще замок сжечь. Сможешь?

- Попробую. Расскажи...

- Зачем?

- Почему бы и нет?

Я присела, изучая замок. Крупный. Сразу видно, что старый, сейчас делают куда как более миниатюрные, а в этот мой палец влезет, но... жечь металл - занятие не то, чтобы совсем бессмысленное, скорее уж потребует это куда больше времени, чем мы можем себе позволить.

- Там... холодно... холод синий. И белый. Яркий... здесь слепит, а там... кто не успевает укрыться, тот обречен гореть от холода. А укрываться негде. Равнина от края до края мира, и за краем она же. Темные скалы. Норы. В них живут... всякие создания, - демон присел, прикрыл глаза, но ощущение чужого внимательного взгляда не исчезло. - Там нет дня, нет ночи... ничего нет... иногда, правда, дыхание Джара касается проклятых пустошей, и тогда они оживают. Рождают подобных мне... конечно, большей частью они живут недолго... добыча...

Если не огонь... дерево, скорее всего, тоже пропитано составом, защищающим от огня, но... тогда что остается? Ржавчина... довольно глубокая... внутренний механизм тоже затронула. Стало быть... попробуем ускорить естественный процесс.

- Если кому-то удается выжить, он прячется. И ждет.

- Чего?

- Никто и никогда не знает. Тот мир, он переменчив и все же постоянен. Я... мне когда-то удалось отыскать душу. Души сладкие, даже те, которые изменены. Эта принадлежала клятвоотступнику и мужеложцу, впрочем Джару нет дела до ваших смешных постельных игр. Но тот человек был убийцей. Он отнял много жизней. Он пытался откупиться, стал жрецом, строил храмы. Прославился среди вас своей святостью, но... Джара не обманешь. Его души хватило надолго. Я проявил терпение.

На металл руны нанести не так и легко, тем более такие, сложносочетаемые. Я вообще была не уверена, что у меня получится хоть что-то.

Нож в руках норовил вывернуться.

- Потом... я научился охотиться на них. Знаешь, на самом деле вниз попадает не так много душ, а вот охотников на них, так наоборот. Всем нравится почувствовать себя живым... я был далеко не самым сильным. Но... я вовремя понял, что сила - это ничто. Куда важнее ловкость. И ум. Мы далеко не сразу обретаем разум... аккуратней, не знаю, что ты делаешь, но выглядит оно как-то неправильно.

Потому что нет внутреннего равновесия.

Это отличает хорошего артефактора от плохого. Можно заучить и рунный алфавит, и значение сцепок, и всю классическую таблицу Иальвиса наизусть, но при этом не быть способным создать более-менее внятный руноскрипт.

Так говорил Лённрот.

Дело не в знании. Дело в способности ощущать гармонию, которая должна быть в каждом завершенном заклятье. Здесь ее не было.

Почему?

Я отступила, разглядывая творение рук своих.

Конечно, не хватает малости - вектора направления и ограничителя. Мне ведь не хочется наслать проклятье ржавчины на гнилой этот дом...

- Да, так лучше, - сказал демон. - С душой мы получаем и ее память, и ее разум. Иногда - способности, но они угасают быстро. Сложно быть живописцем в мире, где нет холстов, красок, да и вообще писать нечего...

- А...

- И живописец как-то попался... хороший, говорят. Я узнавал. Тут. Его работы очень ценятся. Говорят, некоторые и вовсе в сокровищнице, наверное, именно те, в которые он вкладывал чужие души. Знаешь, редкий дар, заключить чужую душу в холст. Зато творение воистину обретает бессмертность. Он мне пытался это объяснить. Я позволил ему жить долго... пока была другая пища. Но с пищей там сложно.