Охота на гиену - Наталья Александрова

— А с виду вон какой здоровый.

— Да, он для боксера очень крупный.

Ну иди сюда, хороший мой, иди, мой маленький…

Зоя засиделась допоздна, а потом решила заночевать уподруги. Ехать далеко и домой от метро идти страшно. Они вдвоем прогулялись сРамзесом, по лестнице шли открыто, потому что сумели-таки втиснуть пса внамордник. Из дворничихиной квартиры доносился визгливый крик, это Евдокияскандалила с пьяницей-сыном. После прогулки приятельницы поужинали и хотелилечь пораньше, но кто-то стучал наверху, по??ом у соседей слева до двенадцатишумел телевизор, и только все угомонились, и Маргарита Ивановна с Зоей начализасыпать, на лестнице раздались звуки гармони.

— Господи, Рита, что это?

— А это Василий Степаныч с девятого этажа тренируется.

— В два часа ночи?

— А он все время тренируется, просто днем-то ему вквартире разрешают, а ночью все спать хотят, вот жена его и выставляет налестницу.

— Да что они все — с ума посходили?

А ты еще смеешься.

— Да ладно, все равно не спим, давай расскажу. Мы тутдавно живем, все на глазах было. Значит, жили они, все, как полагается, жена уВасилия, детей трое. Работал он на заводе, пил, конечно, но под забором невалялся. Время идет, старшая дочка выросла и даже институт закончила, серьезнаятакая девушка получилась. Потом вышла она замуж, живут молодые отдельно, ивдруг, представляешь, встречаю я Василия жену, а она мн?? и говорит: дочка,говорит, с мужем, внуком и всей той семьей уехали в Израиль! Она такая простаятетка в платочке, и вдруг родственники в Израиле. Ну тут все соседи посмеялись,конечно, а потом забыли — кому теперь какое дело? Это уж давно было, лет семьназад. Ну потом Лида, Василия жена, письма показывала, фотографии, потомприходит ей приглашение и деньги на билет — дочка к себе приглашает погоститьмаму и младшего братишку. Лида съездила, вернулась довольная, приодели ее там,вещей подарили, зубы даже вставили, и хорошо, кстати сказать, сделали, это ятебе как профессионал говорю, так вот, Лида вся довольная, а Василий Степановичзатосковал. Тут как раз подошло время ему на пенсию уходить, он совсемзаскучал, в мозгах у него что-то повернулось, и стал он стыдиться, что дочкаего замужем за евреем.

— А что ж он ей позволил за еврея выйти-то?

— А он не знал, у них у всех фамилия русская, и впаспорте тоже написано — русский, только бабушка какая-то оказалась ФридаСоломоновна Гринберг, а раньше про нее и не вспоминал никто. В общем,расстроился Василий Степанович и стал всем доказывать, что он русский. Привезиз деревни старые галифе, сапоги кирзовые, так и ходит по двору в сапогах,чтобы все видели. А потом гармонь купил, стал на ней русские песни разучивать.

Вот теперь играет по ночам.

— А что семья-то его?

— Они на него давно рукой махнули, у них другая дочказамуж вышла, теперь у Лиды внучка маленькая, ей не до того.

— А вы бы на него Евдокию напустили, чтобы он по ночамлюдям спать не мешал.

— Пробовали, она было сунулась, да только ВасилийСтепанович такие слова знает, что даже у Евдокии уши вянут. Она, конечно, рукине опустила, участковому жаловалась, а толку-то?

— Ну веселенький у вас домик, знала бы, ни за чтоночевать у тебя не осталась.

— Тихо все вроде, спать пошел.

Подруги задремали, а в полшестого загремели ведра ипослышались удары швабры о перила.

— Господи, а это еще кто?

— А это Евдокия начала трудовую деятельность. Ей,видишь ли, так удобнее лестницу мыть, пока никто не ходит. Пытались мы ееурезонить, так она нарочно стала теперь ведрами греметь.

Маргарита Ивановна прикрыла дверь в коридор, стало потише, иони заснули. Но через час Рамзес разбудил их и срочно потребовал гулять. Всеясно: пирожные.

— Ох, Зоя, говорила же я, что нельзя ему с кремом. Воттеперь надо тащиться.

— Прости, Рита, хочешь, я с тобой пойду?

— Да ладно, что вдвоем-то мучиться.

Сейчас мы быстренько сбегаем и вернемся.

Зоя с облегченным стоном прикрыла голову подушкой.

На лестнице подсыхал вымытый пол.

— Вот что, Рамзес, давай мы с тобой на лифте поедем, ато наследим, Евдокия нас по твоим лапам вычислит.

Они погрузились в лифт. На первом этаже Рамзес повел себястранно, ни за что не хотел выходить из кабины лифта, чем очень разозлилМаргариту Ивановну.

— Выходи сейчас же, сам меня поднял ни свет ни заря, аеще капризничает.

Она подхватила за ошейник упирающегося пса и проволокла егопо ступенькам мимо почтовых ящиков. Перед входной дверью была лужа, рядомвалялось перевернутое ведро. Краем глаза Маргарита Ивановна заметила кучутряпок в темном углу у батареи. Холодея, она подошла ближе, и в тусклом светесорокаваттной лампочки увидела лежащую мертвую Евдокию, которая глядела впотолок остекленевшими глазами.

В том, что Евдокия мертва, Маргарита Ивановна несомневалась: в свое время, в анатомичке, она навидалась достаточно трупов.

Чувствуя подступающую к горлу тошноту, она прислонилась кстене. Рамзес сел, поднял голову к потолку, собираясь завыть по покойнику и ужевзял для пробы ля-бемоль второй октавы, но Маргарита Ивановна дернула его заошейник.

— Немедленно прекрати, возьми себя в руки!

Рамзес пристыженно опустил голову.

Маргарита Ивановна заставила себя взглянуть еще раз. В грудиЕвдокии торчал нож, к ножу был приколот клочок бумаги, а пониже ножа, наживоте, лежала темно-красная роза, и капельки воды из разлившегося ведрасверкали на ней, как бриллианты. Боясь отпустить Рамзеса, Маргарита Ивановнасделала еще два шага и наклонилась. Клочок бумаги оказался запиской, где жирнымчерным фломастером было нацарапано: «С днем рождения!».

Рамзес вздрогнул, Маргарита Ивановна почему-топерекрестилась.

Не в силах оторвать взгляд от трупа, Маргарита Ивановнавместе с Рамзесом, который вообще уже перестал что-либо соображать (сначаласилой выпихивают из лифта, потом не дают обнюхать ненавистную Евдокию, а потомвдруг тащат назад, хотя знают, что собаке срочно нужно выйти), задним ходомподнялась по ступенькам и позвонила во все четыре квартиры первого этажа.

— Кто там? — Голоса у всех сердитые и сонные.

— Вера, Шура, открывайте, соседка это, Маргарита Ивановна,несчастье у нас.

— Чего надо? — Народ нынче недоверчивый, к чужойбеде равнодушный.

— Да открывайте вы, Евдокию убили! — в отчаяниизаорала Маргарита Ивановна, а Рамзес вторил ей басовитым лаем.

То ли люди усовестились, то ли узнали по лаю Рамзеса, но дведвери открылись. Вера .Антоновна с сыном выскочили на лестницу, в квартирезаплакал ребенок, хлопнула форточка. Тетя Шура в бигудях и в ночной рубашкевыглядывала из дверей. Сын Веры Антоновны, здоровый парень, бывший афганец,сбегал посмотреть на Евдокию, мать туда не пустил и пошел звонить в милицию.