Серафина - Рейчел Хартман

— Довольно, саар, — вмешался папа. Его глаза цвета штормового моря внимательно посмотрели мне в лицо. Я ответила взглядом, в котором читался ужас, и захлопнула рот ладонью, чтобы не разрыдаться. Потому ли сторонился он религии, что даже сами святые превозносили убийство его ребенка, словно подвиг? Неужели гореддцы до сих пор, после тридцати пяти лет мира, ненавидели драконов только потому, что того требовали Небеса?

Орма совершенно не замечал моего испуга.

— Я полагаю, что Огдо и все, кто выражает такое же отвращение — святой Витт, святой Манн и многие другие — все-таки имели какое-то представление о полукровках. Само собой, не потому, что Серафина подходит под описание, а потому, что они вообще признавали возможность их существования. В большой танамутской библиотеке нет ни одного упоминания о задокументированных случаях скрещивания. За целую тысячу лет, мне кажется, должен был бы найтись хоть кто-то, кто бы попытался сделать это специально.

— Нет, — сказал папа. — Мне бы даже в голову не пришло. Только аморальный дракон додумался бы до такого.

— Именно, — кивнул Орма, ничуть не обидевшись. — Аморальный дракон додумался бы и попытался…

— Что, силой? — Папа сжал губы, словно от этой мысли к его горлу подступила желчь.

Это уточнение Орму ничуть не встревожило.

— …и записал результаты эксперимента. Видимо, мы не настолько аморальный вид, как предполагают жители Южных земель.

Я больше не могла сдерживать слезы. В груди было пусто, кружилась голова; от холодного сквозняка из-под двери меня шатало на табурете. У меня отобрали все: мать-человека, собственную человечность и вдобавок всякую надежду когда-нибудь покинуть дом отца.

Под поверхностью мира я увидела бездну, и бездна угрожала меня затянуть.

Тут даже Орма наконец заметил мое состояние и озадаченно склонил голову набок.

— Позволь мне ее обучать, Клод, — сказал он, откинувшись назад и собрав пальцем конденсат с ромбика узорного окошка, а потом слизнул каплю с пальца языком.

— Тебе? — горько усмехнулся отец. — И что ты будешь с ней делать? Она двух часов не может продержаться без этих кошмарных видений, от которых у нее припадки.

— Для начала мы можем поработать над этим. У нас, сааров, есть методики, направленные на то как обуздать бунтующий мозг. — Орма постучал пальцем себе по лбу, а потом постучал снова, будто ощущение его заинтриговало.

Почему я никогда раньше не замечала, какой он странный?

— Ты станешь учить ее музыке, — сказал мой отец. Его золотистый голос звучал на октаву выше, чем обычно. Мучительная борьба была написана на папином лице так ясно, будто кожа его была стеклянной. Все это время он защищал не только меня; он защищал свое разбитое сердце.

— Папа, пожалуйста. — Я протянула вперед ладони, словно обращалась с мольбой к святым. — У меня больше ничего не осталось.

Сгорбившись в кресле, он сморгнул слезы.

— Только так, чтобы я не слышал.

Два дня спустя к нам домой доставили спинет. Папа приказал установить его в кладовой в самой дальней части дома, вдали от его кабинета. Места для табурета там не было; мне пришлось сидеть на сундуке. Еще Орма прислал мне книгу фантазий за авторством композитора Виридиуса. Я никогда раньше не видела партитур, но нотный язык оказался мне понятен так же, как до того язык драконов — мгновенно. Я читала музыку, будто книгу, пока за окнами не начало темнеть.

О спинетах я не знала ровным счетом ничего, но предположила, что крышку нужно открыть. С внутренней стороны у моего инструмента была нарисована буколическая сцена: на веранде играли котята, позади на полях крестьяне собирали сено в стога. У одного из котят — того, что яростно вцепился в клубок синей шерсти — был странный стеклянный глаз. В полумраке я прищурилась, чтобы разглядеть его, а потом постучала по нему пальцем.

— А вот и ты, — глухо сказал низкий голос. Удивительно, но он будто бы доносился из горла нарисованного котенка.

— Орма?

Как он это сделал? Это что, какая-то драконья техника?

— Если ты готова, давай начинать. Впереди много работы.

Так он спас мне жизнь в третий раз.

Следующие пять лет Орма был моим учителем и единственным другом. Он отнесся к своим воспитательским обязанностям очень серьезно, если учесть, что до этого даже не собирался признавать себя моим дядей. Орма учил меня не только музыке, а всему, что, как он считал, я должна знать о драконьем племени: истории, философии, физиологии, высшей математике (самое близкое к религии, что у них было). Он отвечал даже на самые дерзкие вопросы. Да, при определенных обстоятельствах драконы могут различать цвета по запаху. Да, весьма опрометчиво перекидываться саарантрасом, если только что съел целого тура. Нет, он не понимает точной природы моих видений, но полагает, что сможет мне помочь.

Пребывание в человеческом теле для драконов было непростым и часто ошеломляющим опытом, так что за многие годы они разработали стратегии, помогающие им, принимая человеческую форму, держать разум «в арде». Ард — центральная концепция драконьей философии. Примерно это слово можно перевести как «порядок» или «корректность». Гореддцы использовали его для обозначения драконьего батальона — такое значение у него тоже было. Но для драконов оно обозначало очень сложную и глубокую идею. Ардом называлось должное мироустройство, победа порядка над хаосом, этическая и физическая правильность.

Человеческие эмоции, запутанные и непредсказуемые, в драконьей системе ценностей были противны арду. С помощью медитации и того, что Орма называл когнитивной архитектурой, драконы умели разделять свой разум на самостоятельные ячейки. К примеру, в одной из таких ячеек запирались материнские воспоминания, поскольку были очень напряженными и отвлекали — чтобы свалить меня, хватило одного-единственного. Эмоции, которые саары находили неудобными и назойливыми, были надежно заперты и никогда не просачивались наружу.

Орма ни разу не слышал о таких видениях, как у меня, и не знал, что их вызывало. Но он был уверен, что система когнитивной архитектуры поможет мне научиться не терять от них сознания. Мы попытались создать для меня ячейку материнской памяти, похожую на его собственную: запирали видения (точнее, воображаемую книгу, которая их представляла) в сундуке, в склепе, наконец, в темнице на дне морском. На несколько дней это помогало, но потом по дороге домой от святой Иды я теряла сознание, и приходилось начинать сначала.

Видения показывали мне одних и тех же людей снова и снова; они стали мне настолько привычны, что я дала им всем прозвища. Их было семнадцать — замечательное простое число, которое Орму безмерно интересовало. Наконец его осенило, что можно попытаться запереть именно их, а не сами видения.

— Постарайся создать образ, ментальный аватар каждого из них, и обстановку, в которой им хотелось бы находиться, — сказал тогда он. — Тот мальчишка, Летучий мыш, все время залезает на деревья, так посади в своем разуме дерево. Посмотрим, захочет ли его аватар забраться на это дерево и остаться на нем. Возможно, если ты начнешь развивать и укреплять связь с этими сущностями, они перестанут искать твоего общества в неподходящее время.