Под защитой трепетного сердца - Лия Аштон

— Какая ерунда. Но в следующий раз пообещай не поднимать ничего тяжелого самостоятельно. Не хочу, чтобы ты как‑то навредила себе.

Эйприл удивленно моргнула, словно Хью сказал что‑то совсем неожиданное.

— Хорошо.

Они налили себе кофе и отправились во второй зал для приема гостей. И вновь пространство, загроможденное грудой хлама, заставила Хью чувствовать беспричинное беспокойство и нервозность: ему казалось, что уровень адреналина в его крови просто запредельный. Он готов был бежать многокилометровый марафон безостановочно.

Эйприл успела освободить от коробок только часть этой комнаты. Когда‑то здесь мама и Лен смотрели телевизор: они удобно устраивались на плюшевом диване, вытягивали ноги на мягкий пуфик, заранее запасаясь вкусной едой. Диван все еще стоял на том же месте.

Тяжелые коробки, о которых говорила Эйприл, стояли возле окна: они были значительно больше ящиков из первой комнаты, но сложены всего лишь в два этажа.

Эйприл и Хью поставили кофе на пол и быстро достали несколько коробок. Но за верхними им все же пришлось неловко тянуться. Их пальцы соприкоснулись — казалось бы, на какую‑то долю секунды, но они оба вздрогнули, и не смогли этого скрыть. Рука Эйприл была прохладной и мягкой, аккуратные ногти блестели под его ладонью. Хью невольно перевел взгляд на Эйприл, но она, казалось, слишком увлеклась работой — или только делала вид.

Хью все еще помнил, как покраснела Эйприл, когда они так же случайно коснулись друг друга в его квартире. Он тоже смутился тогда. Ему казалось очень странным, что кровь так бурлила от обычного прикосновения…

Конечно же, Эйприл была красива — в классическом понимании этого слова. Но Хью не считал возможным обращать внимание на внешность своих сотрудниц. И все же в тот день, когда он, потрясенный внезапной находкой, примчался в дом, и в тот момент, когда они с Эйприл стояли возле раковины, Хью вдруг увидел, насколько прекрасна ее тонкая шея, острые скулы, вздернутый нос…

Да, он заметил, насколько она женственна. Но также он заметил и ее искреннее сопереживание. И симпатию к нему. Хотя ему не нужно было все это, он просто не хотел сложностей.

Жизнь Хью была спланирована до мелочей. Встречаясь с женщинами, он старался избежать сложностей: совместное проживание, планирование будущего… Нет, все это лишь добавило бы хаоса и беспорядка в его существование.

Вот и сейчас одно случайное прикосновении к руке Эйприл выбило его из колеи: он почувствовал жар и прилив возбуждения. Хью понял, что ему лучше уйти.

Они перенесли коробку в другую, более свободную, часть комнаты, и Хью направился к двери.

— Не забудь свой кофе, — сказала Эйприл.

Повернувшись, он заметил, что она держит обе чашки — свою и его.

Нет, ему лучше уйти немедленно. Он может сделать себе новый кофе там, внизу. Вообще, пора была заняться делами, которых на сегодня было много, как, впрочем, и всегда. Но Хью вдруг с удивлением осознал, что пыльные коробки больше не пугали его. Напряжение, которое он всегда испытывал в этом доме, вдруг почему‑то уменьшилось. Нет, он все еще испытывал дискомфорт в этих пустынных стенах, но жуткая давящая тревога ушла.

Задумавшись, Хью не заметил, как Эйприл подошла к нему ближе, чтобы отдать кружку. Женщина, которая простой милой улыбкой вынудила его остаться здесь, ждала, вероятно, что он возьмет свой кофе и вернется в подвальную квартиру.

Но вместо этого Хью подошел к одной из коробок, которая уже была раскрыта, и уставился на нее невидящим взглядом.

— Да, похоже, вам действительно не нравятся эти коробки, — заметила Эйприл.

Хью Беннел интриговал ее. И не только своей вещностью. Ей важно было понять, кто он есть на самом деле и почему эти коробки так важны для него.

Хью бросил взгляд на Эйприл, приподняв бровь.

Она поняла его без слов и принялась за работу. Хью сделала несколько шагов назад, уперевшись в подлокотник дивана.

В коробке были женские вещи — яркие атласные и шелковые. Это открытие пробудило в Эйприл живой интерес. Достав кремовую прозрачную блузку с черной бархатной лентой, завязанной бантом на шее, она улыбнулась и невольно прижала ее к себе, словно пытаясь примерить. Размер явно маленький — даже меньше тех моделей, которые периодически присылали ей различные модные дома. А ведь в то время она еще пыталась сидеть на диете…

— Это вещи твоей матери? — спросила Эйприл, повернувшись к Хью. Она прекрасно понимала, что сейчас не самый подходящий момент для подобного вопроса, но любопытство взяло верх над здравым смыслом.

Казалось, Хью замер в окружении всех этих вещей, которые так много значили для него и абсолютно ничего для Эйприл. Но почему‑то именно она перебирала их… Но на вопрос Эйприл Хью не обратил ни малейшего внимания.

— Все вещи нужно отдать на благотворительность, — сказал он.

— Но ведь я спрашивала не об этом, — ответила Эйприл.

Она бросила блузку в ящик для пожертвований, стоявший посреди комнаты. Вскоре туда же отправилось и прекрасное темно‑розовое платье, элегантный льняной платок и множество футболок. Также Эйприл нашла восхитительную мужскую кожаную куртку‑бомбер, которая казалась просто огромной. Но Эйприл примерила и ее.

Было ли странным ее поведение? Возможно. Но ведь Хью все равно собирался расстаться с вещами… Он сам неоднократно подчеркивал, что все это лишь хлам. Долгими тихими вечерами она в полном одиночестве разбирала коробки, так что неудивительно, если сейчас она просто сходит с ума…

Но на самом деле ей очень хотелось увидеть истинные эмоции Хью. Она не верила его равнодушию. Его напускное безразличие казалось совершенно неубедительным. Просто прекрасный блеф.

— Я плачу тебе вовсе не за игры в переодевания, — заметил он вдруг.

Его тон был спокойным и ровным.

Эйприл повернулась, чтобы продемонстрировать, как сидит на ней пиджак.

— Ну что ты все портишь! — поддразнила она, широко улыбаясь, пытаясь поймать его взгляд. Иначе она просто не знала, как справиться с этой давящей тишиной.

Сестры всегда называли ее солнечной. Потому что каждый раз, заходя в комнату, она озаряла ее своей улыбкой. Эйприл не очень‑то им верила, втайне пытаясь понять, как это определение характеризует ее… тем более на фоне артистичной Милы и умной Айви. Да и такое ли уж это великое достижение — просто уметь открыто искренне улыбаться? Эйприл усомнилась в своей «солнечной» улыбке после расставания с Эваном. Но сейчас этот мрачный человек словно бросал ей вызов неприступностью и загадочностью.

Прекрасно понимая, что рискует, но не в силах больше терпеть молчание, Эйприл игриво откинула выбившийся локон в сторону, пародируя жесты известных супермоделей.

— Так что ты думаешь об этом?

Интересно, что Хью сейчас сделает? Улыбнется? Закричит? Уйдет? Уволит ее, в конце концов?