Комплект - Алексей Михайлович Курбак

все больше про какую-то трубу бормочут. Мое мнение на этот счет: враки!

Но кое-что, безусловно, вспоминается. Не обязательно перед смертью, достаточно хорошего пенделя. Мне, например, в ту секунду привиделась детская игрушка — такая, наверно, у всех была: плотная картонная трубка, с одной стороны у нее дырочка, туда смотришь, крутишь, а другой конец направляешь на свет… внутри что-то таинственно шуршит, и в дырочку видно такое! Узоры необыкновенной красоты и яркости. Ага, конечно, калейдоскоп.

Я, когда подрос, заинтересовался, как это все образуется, разобрал. Сломал, ясное дело. И был крупно разочарован. Всего и было там — три длинных зеркальца да пригоршня цветных стеклышек… наколочка. Как и все прекрасное, между прочим. Взять ту же Джоконду — тряпка, смазанная масляными красками. Лаком еще потянули, потрескалось со временем… ничего удивительного — когда ее малевали? А туда же: тайна, улыбка… Лажа! Про черный квадрат вообще молчу. Негры ночью уголь разгружают.

Да, фейерверк удался на славу. Индивидуальный, без пушечного грохота и гари, но по части вспышек с искрами — супер! Тетка, гулявшая с белой собачкой, подбежала, помогла подняться. Лорда привела за ухо. Хулиган, чувствуя вину, стал шелковый. Не упирался, мигом поделал свои дела и виляет, кобелья морда: «Все, готов завтракать! А может, еще полчасика погуляем?..»

Хорошо, снежок лежал чистенький, беленький такой, холодненький. Я малость подпортил пейзаж, покрасил кровью полоску с полгектара. И, мечтая о лодке, реке и амплуа Герасима, с ужасом осознал: зрение заметно поубавилось. Ровно наполовину, как у пушкинских ткачихи с поварихой.

Триумфальным наше возвращение не назовешь, но вот фурор — состоялся! Увидав мою обновленную наружность, компания мигом протрезвела. Всполошились, накинулись с йодом, бинтами, чуть ли не гипсом… А женка, убедившись: глаз все же цел, посочувствовала, чисто по-женски.

— О-о-о, а вот и фингальчик, для комплекта! Так это ты за ним ходил?

Нам не дано предугадать… (Сила авторитета)

Этот случай — быль, ей-ей, имел место в восьмидесятые годы прошлого века в одном из сельских районов тогдашней БССР.

Мой дядя, о честности его правил судить не берусь, в ту пору лет пятидесяти с небольшим, был охотником — весьма удачливым и, наверное, умелым. Без дичи из лесу практически не возвращался — и уток, и зайцев, и лис, да и кабанов с косулями добывал регулярно. На законных, разумеется, основаниях. Среди местных мужичков по охотничьим делам пользовался вполне заслуженным авторитетом, и в собачках, само собой, разбирался, это ж первые помощники на охоте.

Так вот, как-то погожим летним вечерком зашел он к одному из младших своих приятелей-охотничков на чарочку, скажем, самосваренного чая.

А после чаепития они в благодушном настроении сидят на лавочке с видом на дворик. Во дворе куры погуливают, в загончике неподалеку хавронья с поросятами копошится, кролики разнокалиберные бродят. Их, ушастых, в том хозяйстве развелось более двух десятков.

Тут же у конуры отдыхает молодой хозяйский песик — охотничьей, естественно, породы. Может, сеттер, может, легавая, да это и не принципиально. Кличка совершено безобидная, вроде Дружок. Лежит, блаженствует (не голодает, сезон-то не охотничий), на окружающее — ноль внимания. В ошейнике, но без цепи-привязи, она такому породистому парню как бы и ни к чему. В общем, налицо полная деревенская идиллия. И вот, уже к завершению неспешной беседы, дядька обращается к хозяину. Тут лексика сельская, белорусская.

— А што, твой сабака кралей не бярэ?

Тот лениво:

— Не, не бярэ…

И тут дядька — весьма авторитетно, очень звучно:

— ДалжОн брать!

Сказал, да и подался восвояси…

А наутро поступило известие: за ночь упомянутый вроде Дружок кроликов-то и передушил. Всех порешил, без исключения!

Такова сила авторитета. Были ли у него в дальнейшем охотничьи достижения, мне неизвестно, но уж без цепи с тех пор — ни-ни…

Нашла коса

Вокруг кипит жизнь, снуют люди. Далекие и близкие, чужие и родные, дружелюбные и равнодушные… Попробуй разберись, каков человек на самом деле. Давно и очень точно подмечено — внешность обманчива. Так было и тысячу, и сто лет назад. А уж в эпоху развития косметологии и прочих достижений хирургии…

Вот к слову о так называемых сексуальных домогательствах. Не полагается нынче лезть барышне под юбку. Вы думаете, только по причине возможного оскорбления ее достоинства? Отнюдь. Вполне возможно, чтобы сберечь ваше психическое здоровье. Во всяком случае, такая осторожность гарантирует от вполне вероятного потрясения.

Непонятно? Упрощу: а вы уверены, что перед вами не транссексуал? Причем, так сказать, на стадии незавершенного превращения? Сунул руку, хвать, а там… Впрочем, я отвлекся.

Всех человеческих достоинств не перечислить и не оценить. Бывают заметные, яркие. Тогда и личность выделяется, характер виден, харизма налицо. А встречаются черты явно не проявляющиеся, существующие как бы сами в себе, по Канту.

Вот, например, «неслыханно талантливый» музыкант. Композитор. Певец. Его музыка или пение изумительны по стилю, ритмике и звучанию, но их никто никогда не слыхал. А может, не хочет слушать…

Или — несравненно красивая женщина. Она прелестна, великолепна, чудна… Если ни с кем не сравнивать. То есть на необитаемом острове ей цены бы не было, а в чьем-либо присутствии весь шарм куда-то пропадает…

Мне довелось знать необыкновенно удачливого человека. В том смысле, что обыкновенных, нормальных удач с ним не случалось. Никогда и ни в чем ему ни разу не пофартило. Ни в лотерее, ни в любви, ни в самых разных играх… На экзаменах он, выучив все билеты, за исключением одного, всегда вытягивал именно его. Но эта история все-таки не о нем, то есть и в этом ему не повезло.

Один мужчина отличался просто невиданной щедростью. Щедрость вроде как была, особенно если верить его словам. Просто ее никто никогда не видел. Он родился и вырос в обычной, как принято говорить, среднестатистической семье. Рабочих ли, служащих — не суть важно. Тем более ни мать его, ни отца мне знать не довелось.

Знакомство с Вовой, так звали героя, лучше начать с первого курса института. В группе Володя не отличался особым старанием в учебе, да и способностями к ней. Рвение проявил в другом, неожиданном.

Среди молодежи как-то не принято стремиться к общественной деятельности. Поэтому назначение или выборы комсорга, профорга и старосты группы проходили, как правило, со скрипом.

Старосту назначали куратор, он же профильный преподаватель, совместно с представителем деканата. Доверить ответственный пост решили не самому старшему по возрасту, но выглядевшему достаточно солидно парню, к тому же со званием кандидата в мастера спорта по подводному плаванию. Комсоргом через стоны и