Таня Гроттер и перстень с жемчужиной - Дмитрий Емец

– Ага. Я предлагал написать «состоится», но бабуся былапротив. Она убеждена, что в «имеет место быть» присутствует старомоднаянадежность… В ее времена именно так и писали. В общем, я не стал спорить, когдасообразил, что есть на кого спихнуть заполнение билетов, – заметил Ягун.

Таня кивнула. Почерк был круглый, ровный, каллиграфический.Очень непохожий на обычные каракули играющего комментатора.

– А теперь самое ответственное! – с зашкаливающейбодростью продолжал Ягун. – Надо пригласительные доставить адресатам. Нестоит доверять купидонам. Эти пройдохи все напутают. Облопаются пирожными,выпьют слишком много воды с газом и будут палить в лопухоидов из лука. Думаешь,откуда берутся скоропалительные браки?

– Думаешь, из-за газированной воды?

– Ну уж не знаю… Вслушайся: «палить из лука»,«скоропалительные» – какая-то общая идея определенно прослеживается… Опять жеточный адрес многих неизвестен, а раз так – придется пораскинуть мозгами,которых у купидонов нет. В общем, я сказал Сарданапалу, что пригласительныеразвезем мы с тобой. Половину ты, половину я…

И, не дожидаясь Таниного согласия, Ягун принялсяраскладывать приглашения на две кучки. Таня посмотрела на Ягуна, и ейпочудилось, что кое-кому не терпится поскорее объездить новенький пылесос.

– Тэк-с… – бормотал лопоухий комментатор,раскидывая билеты со стремительностью карточного шулера. – Тебе – Гробыняс Гломовым, мне – Горьянов… Ой, мамочка моя бабуся, как не повезло-то! Тебе –Тузиков, мне – Попугаева. Тебе – Жикин, мне – Семь-Пень-Дыр. Тебе – Шито-Крыто,мне – Пупсикова. Тебе – Ванька, мне – Зализина… А раз Зализина, то до кучи иБейбарсов. Все равно они вместе… Еще есть Свеколт и Аббатикова, но им, я думаю,можно и с купидонами послать… Блин, ну и кривой же сегодня день!.. Тань, а Тань,давай стопками меняться!

– Ну уж нет! Чтобы я к Зализиной летела? Хватит с меня,что Жикину нести надо, – отказалась Таня.

Ягун вздохнул.

– Ну так и быть! Уломала! Тогда держи до кучи Шурасика.Он, к слову сказать, в Магфорде, у своего прохфессора кислых щей. Выцарапывайего оттуда!

Таню это не вдохновило.

– Не хочу в Магфорд… С меня хватило драконбольнойпрактики с сентября по ноябрь. Может, сам смотаешься? – предложила она.

– «Драконбольной»… смотри как звучит! Все равно как«дракон больной»! Первый раз прочухал, а ведь, кажись, не первый разслышу!.. – удивленно сказал Ягун.

– Ягун! Не прикидывайся глухим! Слетай в Магфорд, а?

– Ну уж нет. Ты соображаешь, сколько моя пылесосиначешуи жрет? До Магфорда на одной заправке мне не дотянуть. Лети лучше на своемконтрабасе. Он у тебя бесплатный! – открутился хитрый Ягун.

– Ягун, не ворчи!

– Я не ворчу! Я скриплю, качаю права и негодую. Ну все,пока! Встречаемся завтра утром! Над океаном летим вместе, а там разделимся.Лады?

Зажав в зубах свою порцию приглашений, играющий комментаторловко оседлал пылесос и, пробормотав Торопыгус угорелус, вылетел в окно. Кзапаху болота примешался запах перхоти барабашек и крысиной шерсти пополам соливковым маслом. Ягун не знал меры в своих экспериментах с топливом.

Таня присоединила приглашение Шурасика к остальным изадумалась. К конспектам в тот день она так и не вернулась. Казино принялоставки. Барабан ее судьбы повернулся.

* * *

На другое утро Таня проснулась очень рано. Открыла глаза ивошла в жизнь сразу и без брызг, как искусный прыгун входит в воду. В головебыла кристальная, щекочущая, свежая ясность. Ни обычного ожидания чашки кофе,которую скелет Дырь Тонианно, приученный Гробыней, подаст ей в постель; нижелания раскачиваться, слабовольно обняв колени, и нового бессильного падения вподушку виноватой щекой – ничего этого не было. Свежие силы распирали ее, хотяспала она часов пять, не больше. Таня поняла, что радуется предстоящей поездке.Радуется, наверное, потому, что скоро увидит Ваньку.

За окном нежно золотился рассвет. Цветом он напомнил еймороженое с персиковым наполнителем, и она рассердилась на себя за пищевуюматериальность сравнения. Ужинать надо вечером, такие дела…

Услышав стук в стекло, Таня подошла к окну. Вдали хорошоразличался серебристый полукруг драконбольного поля. Гораздо ближе энергичнымизубцами прочерчивались две ближние башни Тибидохса. Давно знакомый и любимыйвид.

За окном на ревущем пылесосе завис Баб-Ягун. Несмотря нажару, он был в утепленном драконбольном комбинезоне, в меховой шапке и вперчатках. Здесь внизу это выглядело нелепо, но когда они полетят высоко надземлей в ледяном воздушном течении, смеяться будет тот, у кого хватило умапредусмотрительно утеплиться.

– Коброе путро! – сказал Баб-Ягун. Он всегда такиздевался над утром, и утро ему это пока спускало.

– И тебе того же и без хлеба, – отвечала Таня.

Ягун сердито уставился на ее белую ночнушку.

– А это еще что такое? Ты еще не готова?

– Я буду готова, когда ты перестанешь меня отвлекать.Встречаемся через десять минут у подъемного моста.

– Десять минут? Ха, ха и еще раз ха! Женские десятьминут – это верные полчаса. Я мог бы поспать подольше, – с сожалениемсказал Ягун.

Играющий комментатор развернул пылесос и, газанув, скрылся.Таня наметанным глазом определила, что он направился не к подъемным воротам, ак окнам Кати Лотковой. Повезло Ягуну, что Лоткова осталась в магспирантуре. Нето что лопух Ванька, от которого кроме купидонов с редкими письмами ничеготолкового не дождешься.

Ванька улетел десять месяцев назад, в августе. На старомпылесосе с обмотанным скотчем шлангом, который подарил ему Ягун. Прощание вышлоскомканным. В последнюю минуту, когда Ванька, то и дело оглядываясь, грустный,сутулый, садился на пылесос, Таня повернулась и убежала в комнату. На душе унее было скверно. Даже не кошки скреблись, а старые холостяки оттирали наждакомпригоревшие кастрюли.

– Все, пока! Ненавижу стоять и махать платком.Заскакивай как-нибудь! – сказала она, собрав всю свою волю.

За неполный год Ванька прислал девятнадцать писем. Чутьменьше двух писем в месяц. Он писал, что поселился в покинутой сторожкелесника, в бревенчатом доме. Дом он описывал не без юмора. Говорил, что еслиподняться на чердак, сквозь крышу открывается прекрасный вид на звездное небо.«Проще говоря, крыша дырявая!» – расшифровала Таня.

Весь стол, писал Ванька, у него завален книгами, немагическими, человеческими. Философия, искусство, художественная литература.