Фото на развалинах - Николай Пономарев

Я бросил последний тоскливый взгляд на подъезд, и тут… Тут из него со скоростью пули вылетел сам Карбони. Уже без пакета, но с газетками и папочкой. Прикидываться шлангом было поздно, историк меня увидел.

— Здравствуйте, — ответил я первое, что пришло мне в голову.

— Елисей? Ты что здесь делаешь?

— Фотографирую окрестности, — сказал я и продемонстрировал фотоаппарат.

— Как интересно… А как твоё здоровье после вчерашнего? — поинтересовался Карбони.

— Нормально, — ответил я и добавил: — А у вас?

— Ну, я коньяк среди недели не распиваю, — сказал историк, — и тебе I не рекомендую.

— Это я не для себя покупал, — ответил я. — Я вообще не пью.

— Правильно, — поверил он. — Однако я тороплюсь, если хочешь ещё побеседовать, то только на ходу. Это если ты не набрёл на уникальный кадр.

Слежка провалилась, и торчать здесь не имело больше смысла, зато в разговоре Виктор Валентинович вполне мог проболтаться о своей подруге дней суровых, к которой наверняка и ходил.

— А вы от своей девушки? — спросил я.

— Не слишком ли пристальное внимание к моей персоне? — историк слегка приподнял брови. — Здесь живёт моя бабушка. Она уже старенькая, и я принёс ей продуктов.

Карбони оказался мастером оправданий, но я не поверил ему. Как-то неправдоподобно звучало. Какой нормальный человек после работы стремглав понесётся к престарелой бабке, чтобы попотчевать её корочкой хлеба? Да ещё и по такой погоде. Хотя, признаться честно, Карбони на нормального и не тянул.

— А я тут ищу места для фотосъёмки, — сказал я, когда мы двинулись по направлению, указанному историком. — Знаете, что в нашем городе самое живописное?

— Что же?

— Развалины, — признался я. — Очень люблю здания разрушенные, грязь.

— Мда, — он явственно хмыкнул. — А что, тоже выбор. Тоже, так сказать, культура, особый стиль.

— Смеётесь, — сказал я, — а, между прочим, сами разве имеете дело не с развалинами?

— Нет, я не смеюсь. В детстве я тоже этим увлекался. У нас недалеко от дома были развалины церкви, огороженные, конечно, но я находил лазейку, пролезал туда и изучал. Очень интересно было, даже фрески старые сохранились. Чуть-чуть…

— И что, церковь эту снесли?

— Нет, отреставрировали. Сейчас действует. А может, я люблю исторические науки, потому что мои предки — это живая история.

— Тогда мне нужно разорваться между экономикой и искусством, — вставил я.

Карбони улыбнулся:

— Фотографией займись. Наверное, хорошо получается?

— Много фотографией заработаешь, — ответил я. — Я металлолом буду продавать.

— Правда?

— А что, вы ходили на развалины и теперь ищете всякое на раскопках, а я буду искать всякое на закрытых заводах, фабриках и прочих заброшенных объектах народного хозяйства.

— Как выразился-то, — Карбони усмехнулся. Я его почему-то веселил.

— Иди лучше в историки, бизнесмен.

— Нет, история — это не наука. Вот умрёт какой-нибудь великий человек, а историки тут как тут. И ну его память во все стороны тянуть. Если покойник, допустим, нравится, то его хвалят, а если нет, то ругают. В этом и смысл истории — одних отругать, а других, наоборот, похвалить. Этот — прогрессивный, а этот — поганый буржуй, или фашист, или ещё кто-нибудь. Дурацкая, одним словом, наука. У кого что в душе, тот так о прошлом и говорит. Уж лучше металлоломом торговать.

— Ну а как же память о предках?

— Меньше знаешь — крепче спишь, — выдал я любимую в последнее время фразу. — Ну вот была битва при Креси, и что? Мне от этого никак. А сколько битв и событий вообще неизвестно? А мы живём, и ничего страшного не случилось. Вот если бы никто не знал про битву на Куликовом поле, что бы изменилось? Битва была, а мы о ней не знаем. А сколько всяких царей-королей забыто. Забыли и забыли, был человек, и нет. Зачем это знать?

— Ну, ты-то это знаешь? Тебе зачем-то нужно?

— Это я раньше читал много книг по истории. Я тогда думал, что это нужная наука. Пока не разочаровался. Вот, допустим, у меня предки поругались, и что, события Смутного времени помогут мне понять ситуацию в своей семье? Или походы Юлия Цезаря объяснят, почему отец так часто ездит в командировки? Вот и со всей историей так. Не нужна она человеку. Ну, может, то, что было позавчера, и нужно помнить, а так вот, столетиями, — нет.

— Тоже мнение, — ответил историк. — С удовольствием бы с тобой, Елисей, ещё побеседовал. Ты действительно интересный человек. Рад буду продолжить наш разговор в любое другое время.

— Только не сейчас?

— Увы, — Карбони остановился перед крайним подъездом очередной пятиэтажки. — Я занят сейчас. Подходи в школе, на факультативе. Поспорим о важности истории. Всего хорошего.

Карбони зашёл в подъезд. Хлопнула дверь.

Что ж, по крайней мере, теперь я знал, где он живёт. И знал, что сейчас его там ждут. Имело смысл подождать, когда они с дамой выйдут, но, во-первых, я мог и не дождаться, а во-вторых, кто знает, куда у Виктора Валентиновича выходят окна. Не стоило выдавать свой интерес к нему.

Я щёлкнул пятиэтажку, хотя ничем особым среди других таких же она не выделялась, и пошёл домой.

Когда я включил компьютер, зазвонил телефон. Звонила Зеленина, узнать, почему я не явился в школу. Зеленина теперь была человеком нужным, и я очень мило с ней поговорил, пожаловался на головную боль, выслушал не интересующие меня школьные новости и, наконец, сказал:

— Алис, давай с тобой завтра после школы встретимся. Погуляем.

Несколько секунд в трубке была абсолютная тишина. А потом Алискин севший от волнения голос уточнил:

— Ты мне свидание назначаешь?

— Да, конечно, — очередной раз проклял я про себя Зеленинскую тупость, — завтра в пять у школы. Куда-нибудь сходим. О’кей?

— Конечно, я согласна.

Я повесил трубку и подумал, что всё складывается отлично, — завтра в школе Алиса уже успеет рассказать Наташе, что я пригласил её на свидание. А уж при встрече я постараюсь очаровать Алиску так, что она будет рекламировать меня подругам, не закрывая рта.

Таким образом, я двигался по обоим пунктам своего плана — завоёвывал Наташину подругу и узнавал побольше о Карбони, чтобы потом нанести ему точный удар. С точки зрения стратегии я вёл себя безупречно!

• • •

На свидание я опоздал. Совсем немного — на пятнадцать минут. Однако судя по виду Зелениной, та пришла не вовремя, а гораздо раньше. Сейчас она уже абсолютно замёрзла, перетаптывалась с ноги на ногу, дула на ладошки, и в глазах её стояли слёзы. Наверное, если бы я не явился ещё минут пять, она бы разрыдалась. Оделась Алиска не по погоде — в тонкую куртку, ботиночки на каблуке и капроновые колготки. Юбка еле-еле высовывалась из-под края куртки. Наверное, ради того, чтобы мне понравиться, она была готова замёрзнуть до полусмерти. Только кому мог понравиться синюшный воробышек…