Жена врага. Я тебя присвою - Вероника Колесникова

Влажным платком отираю ноги.

Медленно провожу ваткой с «хлоргексидином» по самым опасным ранкам, откуда сочится кровь. Достаю пластырь.

Когда дело закончено, приступаю ко второй ноге.

В полном молчании обрабатываю ранки на ногах Анжелики и смотрю как потерянный псих, городской сумасшедший на капельки крови. Трудно в этом признаться, но они мне тоже нравятся, потому что это – тоже цвет. Красный. Бордо. Цвет жизни.

— Ай, — в какой-то момент она не выдерживает. Удивительно, как долго терпела боль.

Я поднимаю на нее свой туманный взгляд. Она в ответ съеживается.

Провожу рукой по ноге, отодвигая край платья, и чувствую, как девушка дрожит от моего прикосновения.

Удержаться невозможно. Немыслимо сложно.

И я сдаюсь – опускаю взгляд. Туда, где розовеет круглое колено. Где оголена длинная красивая нога. Где блестят желтым лаком небольшие ногти на ухоженных пальцах…

Внутри снова все сжимается, и тут же начинает разворачиваться торнадо…

Сжимаю пальцами ее ногу чуть повыше колена, подаюсь вперед…

Сердце начинает стучать неровно, хаотично.

Воздух толчками – через сжатые зубы.

Анжелика понимает, что сейчас будет. Что обычно следует от мужчины, если его пульс начинает стучать в висках…Но я понимаю ее напряжение. Хорошо разбираюсь в оттенках ее состояния - когда она возбуждена, а когда-нет.

— Нет, не надо… — дрожа, как будто от холода, выдыхает она. — Прошу…Не надо…

Я застываю.

И вижу свое отражение в ее карих, испуганных глазах: хищник, который почуял запах крови, идет добивать слабую, измученную жертву…

Блять.

Резко встаю, захлопываю за собой дверь.

Несколько секунд стою ровно, дыша через рот.

Отираю лицо ладонями.

Запираю на ключ дверь.

Медленно спускаюсь вниз по лестнице, оцениваю периметр – что еще нужно заколотить, убрать, чтобы такого больше не повторилось и птичка не смогла бы выпорхнуть из клетки.

Она не слишком сильная, эта Белоснежка.

Но слишком юркая.

На кухне в баре достаю бутылку.

Быстро откручиваю крышку и пью жадно прямо из горла. Алкоголь обжигает горло, стекает в желудок горячей лавой. Вымывает все изнутри, то, что мне и нужно.

Эта близость, это цветное безумие рядом с Белоснежкой мне не нужно. Я чувствую, что легко могу потерять контроль рядом с ней.

И тогда…тогда все изменится. Все полетит к чертям.

Допиваю бутылку одним махом, но не чувствую в себе ни грамма виски. Как будто выпил стакан воды – также нет опьянения.

Это чертово напряжение от девчонки в двух шагах от меня съедает весь мой мозг, и спирт испаряется, даже не достигнув точки назначения. Он просто сжигается в горниле чувств, которые кипят во мне.

Это и ненависть. И жажда. И отвращение. И брезгливость. И дикое желание. И притяжение цветом. И что-то еще, название чему я не могу дать.

— Ты – сука, как и твой муженек, — говорю себе под нос, обращаясь к Анжелике. — Деньги, власть вы предпочтете всему. Пойдете на убийство ради своих интересов.

Сердце рыдает в грудной клетке.

Пальцы сжимаются в кулаки.

Я снова останавливаю себя от того, чтобы не подойти к двери, за которой изводится от неизвестности Белоснежка.

Стягиваю футболку, чтобы охладить вдруг загоревшуюся костром кожу, опускаюсь на диван и смотрю невидящими глазами на ручку двери, которую она все же пытается иногда подергать. Наивная. Думает, что я ее отпущу? Так просто? Не дав состояться моей личной вендетте?

Кручу в руках небольшой нож, доставшийся от Еврея.

Красивая сталь.

Острый конец.

Желобки по внутреннему краю, чтобы пустить больше крови у жертвы.

Это нож не для животного.

Это нож для человека – он разработан таким образом, что, если применишь больше силы, враг попрощается с жизнью в одну секунду. Но если есть желание помучить его перед смертью…Лучшего оружия просто не найти…

Я прикрываю глаза, откидываю голову на быльце дивана и вдруг…

Погружаюсь в цвет. Он царит везде, и от этого захватывает дух.

Никогда такого не видел, но, оглянувшись, понимаю в чем дело. Я нахожусь в комнате Ани. Покрывало на ее кровати темно-синее, как вечернее небо. Занавески – желтые, как летнее солнце. Серый стол. Бордовое кресло. На коричневой прикроватной тумбочке – фотография родителей. Я знаю очень хорошо, что там изображено. Такое же изображение висело в нашем с отцом доме в столовой – на самом видном месте. Как иконостас у верующих.

Думаю, проходя мимо отец улыбался, гладя на него, такой же своей тонкой улыбкой, как и изображение на фото. Скользил взглядом по лицу мамы и подмигивал ей, как подмигивал фотографу после того, как тот нажал на заветную кнопку…

Поворачиваюсь и замираю.

Прямо передо мной стоит сестра.

— Ань…

Она выкидывает руку вперед и останавливает меня раскрытой ладонью.

На девушке – красное платье, я узнаю его. Узнаю его из тысячи тысяч других – это последний наряд, который был в ее жизни.

Этот цвет режет сетчатку глаза. Опаляет внутренности. Жжет изнутри.

Я рад, что вижу так много красного, и в то же время мне хочется сдохнуть от понимания – это цвет ее смерти.

Сестра смотрит на меня печально и кривит губы в неестественной улыбке. Пшеничные волосы струятся по плечам.

— Ань, — натужно сглатываю. — Прости меня. Прости…

Она качает головой.

В глазах ее – упрек.

Чем он вызван?

— Я не успел спасти тебя, прости меня, я идиот…

Она качает головой. Локон закручивается кудряшкой и падает ей на лицо.

Аня медленно убирает его, заправляет за ухо и мне открывается ее запястье. На розоватой бледной коже – несколько зеленоватых пятен с желтой каймой.

Кажется, где-то я уже видел такие же.

Гоню от себя неуместные мысли, образы.

— Я отомщу за тебя, Ань. Отомщу.

Голубые глаза сестры загораются огнем. В них – тщетное желание сказать мне что-то, убедить, но я не могу понять, что она хочет сказать мне. Я вижу только одно – кроваво-красный цвет ее платья, который убеждает меня в том, что я должен отплатить смертью за смерть. И не одной смертью.

Мои руки окрасятся черной кровью.

И только так я смогу избавиться от боли внутри себя. Которая точит изнутри острыми когтями.