Тайные убийцы - Роберт Уилсон

— Вся энергия, которая тратится в судебных процессах, подобных вашему, — негативная энергия, — объяснял ей Анхел. — Эта негативная энергия доминирует в вашей жизни, так что какая-то часть жизни оказывается как бы в подвешенном состоянии. Единственный способ начать жизнь заново — вновь наполнить ее позитивной энергией.

— И как мне это сделать? — спросила она тогда, глядя своими большими карими глазами на этот гигантский источник позитивной энергии перед ней.

— Судебные процессы требуют ресурсов, не только финансовых, но и физических, и эмоциональных, — ответил он. — Так что вам следует повысить продуктивность. Чего вы сейчас хотите больше всего в жизни?

— Этот дом! — воскликнула она, несмотря на то что в ее мечты входил и Анхел.

— Он ваш. Хавьер вам его предложил.

— Всего лишь за миллион евро.

— Но он не сказал, что вы не можете его получить, — заметил Анхел. — Куда продуктивнее зарабатывать деньги, чтобы купить что-то, что вам действительно хочется, чем транжирить их на бесполезных адвокатов.

— Он не бесполезный, — возразила она, но ее волнение улеглось.

Существовали тысячи причин, по которым она пасовала перед обескураживающе простой логикой Анхела, но главным образом это происходило из-за ее подавленного состояния, которое ей не хотелось ему показывать. Поэтому, соглашаясь с ним, в начале 2003 года она продала свою ветеринарную практику, а затем одолжила деньги под залог доставшейся ей по наследству виллы в Пуэрто-де-Санта-Мария и вложила их в бешено растущий рынок севильской недвижимости. После трех лет покупок, ремонтов и продаж она забыла и о доме Хавьера, и о процессе, и об ощущении засасывающей пустоты в желудке. Теперь она жила с Анхелом в квартире-пентхаусе, выходящей окнами на чудесную, украшенную аллеями деревьев площадь Кристо-де-Бургос в самом сердце старого города, жизнь ее была полна и обещала стать еще слаще.

— Как все прошло вчера вечером? — поинтересовалась Мануэла. — Наверняка ты слишком налег на бренди.

— Ох! — Анхел поморщился от боли во внутренностях.

— Утром закуришь только после того, как выпьешь кофе.

— Может быть, мое дыхание станет новой формой дешевой возобновляемой энергии, — сказал Анхел, протирая глаза. — Как и у всех нас: мы производим горячий воздух, насыщенный парами спирта, и больше ничего не делаем.

— Может быть, повелителю позитивной энергии немного наскучили его собутыльники?

— Не наскучили. Они — мои друзья. — Анхел пожал плечами. — В этом одно из преимуществ возраста: мы можем снова и снова пересказывать друг другу одни и те же истории — и все равно смеяться.

— Возраст — это состояние ума, а ты еще молод, — проговорила Мануэла. — Возможно, тебе следовало бы вернуться к коммерческой стороне этих твоих «общественных связей». Забыть о политике и всех этих самодовольных идиотах.

— Наконец-то она искренне призналась, как она относится к моим самым близким друзьям.

— Мне нравятся твои друзья, но… эта политика… — сказала Мануэла. — Бесконечные разговоры. И ничего никогда не происходит.

— Может быть, ты и права, — кивнул Анхел. — Последний раз у нас в стране что-то происходило в ужасный день 11 марта 2004 года.[13]И посмотри, что случилось: вся страна сплотилась и посредством демократических процедур спихнула идеальное правительство. После чего мы склонились перед террористами и ушли из Ирака. А что потом? Снова погрязли в комфорте привычной жизни.

— И стали пить слишком много бренди.

— Именно так. — Анхел посмотрел на нее; волосы у него торчали во всевозможных направлениях, как после взрыва. — Знаешь, что вчера вечером сказал один человек?

— Это было самое интересное за весь вечер? — спросила она, стараясь его раззадорить.

— «Нам необходимо возвращение благонамеренной диктатуры», — провозгласил Анхел, в комическом гневе воздевая руки.

— Вы того и гляди окажетесь маргиналами, — заметила Мануэла. — Людям не нравятся беспорядки, все эти солдаты и танки на улицах. Им нужно холодное пиво, тапа[14]и что-нибудь поглупее по телевизору.

— Именно такова моя точка зрения, — ответил Анхел, хлопая себя по животу. — Но меня никто не слушал. Наше население гибнет от падения нравов, от морального разложения, когда люди уже не знают, чего они хотят, кроме тупого потребления. А мои «собутыльники» уверены, что народ их полюбит, если они окажут этому народу услугу, устроив переворот.

— Я не хочу видеть по телевизору, как ты стоишь на столе в парламенте с пистолетом в руке.

— Сначала мне придется сбросить вес, — отозвался Анхел.

Кальдерон пришел в себя, вздрогнув и ощутив настоящую панику — послевкусие сна, который он не мог вспомнить. Он с удивлением обнаружил в постели рядом с собой длинную смуглую спину Марисы вместо белой ночной рубашки Инес. Он проспал. Уже шесть утра, и ему нужно возвращаться в свою квартиру и отвечать на очень неприятные вопросы Инес.

Он так яростно выпрыгнул из постели, что разбудил Марису. Он оделся, покачав головой при виде высохших потеков спермы на бедре, похожих на следы слизняков.

— Прими душ, — посоветовала Мариса.

— Нет времени.

— Во всяком случае, она не идиотка, — так ты мне говорил.

— Нет, — ответил Кальдерон, ища второй ботинок, — но до тех пор, пока соблюдаются определенные правила, она может закрывать глаза на происходящее.

— Должно быть, есть специальный буржуазный кодекс насчет внебрачных связей.

— Верно, — согласился Кальдерон. Ее слова его раздражали. — Нельзя всю ночь провести вне дома, потому что это делает смешным весь институт брака.

— А где граница между серьезным браком и смешным? — осведомилась Мариса. — Три часа ночи? Полчетвертого? Нет, это еще нормально. Видимо, четыре ночи — это «смешно». Полпятого — «обхохочешься». А шесть утра или полседьмого — это уже фарс.

— Шесть — это трагедия, — ответил Кальдерон, бешено обшаривая пол. — Где мой долбаный ботинок?

— Под креслом, — сказала Мариса. — А на журнальном столике — твой фотоаппарат, не забудь. Я в нем оставила тебе пару подарочков.

Он набросил пиджак, сунул в карман камеру, втиснул ногу в ботинок.

— Как ты нашла мой аппарат? — спросил он, опускаясь на колени у кровати.

— Обследовала твой пиджак, пока ты спал, — сказала она. — Я ведь из буржуазной семьи. Я борюсь с этим наследием, но знаю все ваши хитрости. Не волнуйся, я не стала стирать все эти дурацкие снимки вашего юридического ужина, которые ты сделал, чтобы доказать своей очень проницательной жене, что ты не всю ночь трахался со своей подружкой.