Квартет Я. Как создавался самый смешной театр страны - Александр Демидов

Еще мы продавали герметизаторы для автомобильных шин. Я в Рязани сразу организовал свой бизнес – и по продаже герметизаторов, и по продвижению деловой литературы. Мы насытили рязанский рынок, и вся эта история закончилась.

В 90‐е прожить было очень тяжело. Все просто забыли уже сейчас, что в магазинах, кроме морской капусты в консервных банках, больше ничего не было. Зарплату задерживали. Маленькие рынки появлялись спонтанно в самых неожиданных местах – люди вставали прямо на улицах и продавали, что могли.

Одна московская знакомая моих родителей работала в магазине «Лейпциг». Она помогла мне после окончания института снять двухкомнатную квартиру в Беляево в одном с ней доме.

Другой раз Андронику прислали сапоги из Армении. Это тоже была целая эпопея, как мы с ним поехали в Рязань, обошли весь город, но никто у нас эти сапоги не купил.

Мама Леше Барацу прислала пылесос. У нас рядом с общежитием была комиссионная палатка, и Леша умудрился этот пылесос продать.

В 91‐м году Владимир Сергеевич позвал нас поучаствовать статистами в передаче «Песня года». Ее вели Ангелина Вовк и Владимир Меньшов. Мы выносили малахитовые шкатулки и дипломы. И вот какое-то количество шкатулок мы умыкнули, потому что они остались в гримерной комнате. Мы собрали все, что у нас тогда было на продажу, и поехали на какой-то рынок, прихватив еще и пару ящиков пива.

Но мы опять ничего не продали. Было холодно. Мы выпили ящик пива на четверых. А один ящик продали чуть дороже, чем купили. Этих денег нам хватило, чтобы оплатить такси и вернуться домой.

А вообще, первый актерский заработок произошел у нас благодаря мне. Я же занимался в театральной студии в Рязани при ДК «Красное знамя». И вот были выборы.

Раньше выборы происходили очень просто, при ДК или при школе – приходили люди и опускали свои бюллетени за кандидатов. Тогда эти кандидаты были совсем безликие. Сейчас ты представляешь, за кого ты голосуешь, – рекламная кампания, встречи с избирателями, телевидение, статьи в газетах. А тогда это были просто какие-то неизвестные люди, скорее всего, – номенклатурные работники. К каждым выборам готовился какой-то праздник. Это всегда был выходной, и всегда около избирательных пунктов что-то продавали. Чтобы не просто пришел и положил бюллетень, а еще чего-нибудь выпил-съел-купил. Ну, и культурную программу увидел.

И вот однажды я приехал в Рязань в театральную студию к Александру Дмитриевичу, моему первому режиссеру. Я похвастался перед ним, что он не верил в меня, а я поступил. Он отвел меня к директору ДК, который предложил выступить с концертом за гонорар. Я сказал, что, конечно, программа у нас есть, приехал на курс и сказал, что можно заработать. Слава сразу позвонил папе, из Одессы прислали смешные кавээновские тексты. Камиль должен был показывать пародии, а еще у нас был материал из нашего студенческого купустника. Программу собрали где-то на час тридцать. Ехать собирались «квартетом» – Леша, Слава, Камиль и я.

Слава с нами в Рязань не попадал.

Надо было что-то делать.

Друг Камиля, который часто приходил к нам в общежитие, Олег Зима, с которым они познакомились на поступлении в Щукинское училище, был введен вместо Славы.

Заработали мы тогда по 35 рублей. На тот гонорар я своим сестрам-двойняшкам купил потом часики – детские, но настоящие.

Во времена нашего студенческого житья и учебы в ГИТИСе в стране постоянно происходило подорожание. И всегда к Новому году что-то дорожало. Не помню, от кого пошла информация, по-моему, от Андроника, что нужно покупать шампанское. Оно стоило 12 рублей, и все говорили, что к Новому году оно подорожает почти втрое. Мы все скинулись и закупились – Андроник купил ящик шампанского, я купил ящик шампанского, Леша купил ящик шампанского, даже Слава купил целых два ящика шампанского. Мы поставили все это под своими кроватями и ждали наступления Нового года, чтобы заработать.

Шампанское стояло, подорожания не происходило.

Это был период, когда, возвращаясь в общежитие, мы очень любили играть в кости. Играли, естественно, на деньги. Андронику всегда везло, я всегда проигрывал. И вот в какой-то момент мы с ним так зарубились, что, когда я проиграл все свои деньги, я стал выставлять вместо проигрыша эти самые бутылки шампанского, которые Андроник, как человек широкой армянской души, тут же открывал, наливал себе и мне. Дверь была открыта. Соседствующий рядом Музыкальный театр услышал азартную игру и активно к ней присоединился. Так мы играли и играли, отмечая каждый выигрыш – неважно чей. А студенты Музыкального театра болели за нас обоих и пили тоже за нас обоих. В результате, играя в кости, мы проиграли друг другу все шампанское, которое хотели продать. Шампанское забурлило в нас так, что Андроник решил сделать шашлык. Идея была, конечно, абсолютно чудовищная и абсурдная, но все ее шумно поддержали. Андроник побежал на общую грязную, надо сказать, кухню сооружать непонятно из чего мангал и костер.

Но дым повалил не туда.

Во всяком случае, не туда, куда предполагал Андроник. Не в окно, которое он открыл нараспашку, а прямо по всему третьему этажу. Выбежали все студенты, все студии – осетинские, ингушские, афганские, прибежали девочки, которые кашляли, прибежал комендант общежития, хотели уже вызывать пожарную бригаду. Собралась огромная толпа людей, все кричали, и было ясно, что дела наши плохи. Но тут Андроник вдруг вскочил, взъерепенился и неожиданно выступил – как на митинге заорал: «Значит, так! Мы не будем жарить шашлык! Но чтобы и вы больше утром не пели! Вы нам мешаете спать!» После чего последовала ненормативная армянская лексика. Получалось так, что шашлык – это наша акция протеста. Так мы отмазались от пожарных, от скандала и от того, чтобы это все дошло до наших педагогов, что могло привести по-настоящему к неприятным последствиям.